Размер шрифта
-
+

Одержимый и Любовь - стр. 29

По этому поводу мой бывший тренер Владимир Амосович говорил: «Не пихайся во все дыры, которые не знаешь и не любишь». Он фонтанировал такими странными фразами и говорил обычно в прямом смысле. Но переносный тоже нужно учитывать.

Я как представлю, что девушка, которую я один целовал, пойдёт передо мной опыт получать у проф-ёбаря, так мне жить не хочется.

А то, что Любава не целована другими, я охотно верю, следил за ней, да и Леська говорила, что она парней опасается.

Я поэтому свидание и испортил. Хотел её с собой утащить в общагу, Клёпу подвинуть, он, между прочим, домой не уехал, решил работу найти. Завалиться с Любавой на свою койку, чтобы первый опыт получить в своей привычной обстановке.

Любава опять испугалась, и я подумал, что надо свалить, пока не накосячил.

Но в целом свидание было плодотворным, и я уже бегу вперёд, чтобы догнать свою девчонку.

 

Не нравится, что у Любы глаза, как блюдца, когда я её догоняю. Забегаю вперёд, предстаю во всей своей красе. Я опять побрился, только что вымылся, благоухаю дёгтем. Улыбаюсь во все тридцать два. Но улыбка тает, потому что Любава не рада меня видеть.

— Так, я не понял, а где: «Привет»?! — возмущаюсь я.

У меня уже в мыслях дом построен. Дети, кошки с собаками бегают по огороду рядом с моей мастерской, жена солянку варит, а тут такой испуг на личике.

— Я… я, — она заикается, начинает краснеть.

Ничего скрыть не может. Прелесть. Не боится, ей стыдно, она идёт в коттеджный посёлок к своим клиентам. Несёт им пирожные, которые залиты ликёром за пять тысяч рублей.

А почему стесняется?

— Привет. Люба, это я, — наклоняю голову и приседаю, чтобы смотреть ей в глаза.

— Я вижу! Я думала, часов в восемь с тобой встретиться, мне нужно отнести пирожные и торт.

Я выпрямляюсь, прищурив глаза, оглядываюсь вокруг. Стоим в небольшом сквере, через который проходит дорожка. Какие-то мамки с колясками уходят вдаль, больше никого нет.

Быстро хватаю из рук Любавы коробку для пирожных.

Девушка ставит коробку с высоким тортом на дорожку и налетает на меня.

Так смешно становится.

— Рон!!! Это дорого!!! Рон, не тронь!

— Я аккуратно, — защищаюсь от её острых ноготков плечом, одной рукой слабенькую девчонку от себя отстраняю. Смеюсь уже в голос, когда она натурально злится.

 Вот Люба, которая злится, гораздо приятней той, которая боится. Это даже заводит, у неё румянец здоровый появляется, глаза блестеть начинают, губы так надувает прикольно, что хочется обнять и потискать. Живая, в общем, не умирающий лебедь.

В шутовской драке выигрываю время и пространство. Хотя игра только для меня. Люба дерётся по-настоящему, но это и забавно.

Открываю белую коробку с пирожными. Делаю это, как обещал, аккуратно и замираю с отвисшей челюстью, в полном шоке глядя на содержимое. 

****

Если спросить у тех, кто когда-то знал Любу Часову, что они помнят об этой красивой и доброй девочке, любой ответит, что она художница. Любава всегда лепила и рисовала. И достаточно талантливо. В школе всегда висели её рисунки, на конкурсах её работы были самыми лучшими.

А ещё Любонька всегда имела слабость к куклам. Она сама, как её куколки. Нет, она в них не играла. Это настоящее произведение искусства — куклы на шарнирах. 

Я помню, как мы с ней ходили на … Сейчас вспомню это слово, я же должен знать, у меня девушка рисует. На пленэр! Я костёр разводил, хлеб жарил, а она быстро рисовала акварелью реку и лес. Её этюдник таскал я, мелкий шкет, который ещё в росте не догнал Любаву. 

Страница 29