Одержимость мажора. Прокурорская дочка - стр. 20

– Сегодня у меня выходной.

– Римма, ты же знаешь…

– Один пропуск ведет к тому, что я заброшу спорт, – цитирую ее же слова. – Знаю. Хорошо тебе позаниматься.

Вижу, что мама недовольна моим ответом, но стараюсь игнорировать чувство вины за то, что ем некошерные, с ее точки зрения, блинчики. А когда за ней закрывается входная дверь, я еще и тяну из холодильника сметану и апельсиновый сок.

Поздно вечером, когда весь дом затихает, я устраиваюсь под одеялом и включаю на ноутбуке фильм. Хочется чего-то такого тихого и уютного, так что я выбираю историческую эпопею. На стене над столом горят фиолетовые и розовые фонарики, за окном стрекочут насекомые, а у меня в комнате прохладно и кайфово.

На телефон снова приходит сообщение.

Еще после пробуждения я дала название этому контакту. Непонятно только, почему не заблокировала.

Прилипала: “Не спишь, Кудрявая?”

Фыркнув, блокирую экран. Не собираюсь ему отвечать. Слишком много чести для такого раздражающего говнюка.

Телефон снова вибрирует, и я бросаю взгляд на экран.

Прилипала: “Не спишь, я точно знаю. Как фильм?”

Вздрогнув, обвожу взглядом комнату и смотрю на погасший экран.

Прилипала: “Открой окно”

Сердце подскакивает к горлу и начинает там колотиться так, что становится тяжело дышать.

Бросаю взгляд на окно. Тонкий тюль колышется от легкого ветерка, то и дело показываясь между створками плотно задернутых штор.

Сглотнув, поднимаюсь с кровати и на цыпочках крадусь к окну.

Отодвигаю край шторы и вскрикиваю, увидев нечто кроваво-красное сразу за стеклом.

Римма

– Тихо, Няшка, это всего лишь я, – произносит Исаков, и я всматриваюсь в то, что вижу за окном.

Букет кроваво-красных роз. Большой. Не в смысле настолько большой, какой выставляют в соцсети, чтобы похвастаться, сколько бабла на них папики всаживают. Просто большой.

Повернув ручку оконной рамы, распахиваю ее и впиваюсь в Захара взглядом.

– Какого черта ты тут делаешь? – шиплю на него.

– Принес тебе цветы, – отвечает он настолько будничным тоном, как будто делает так каждый день.

– Зачем?

– Что за тупые вопросы, Кудрявая? – набычивается он. – Отойди.

– Ты не зайдешь в мою комнату! – шиплю.

– Ошибаешься.

– Я буду кричать.

– А я скажу, что ты сама позвала.

– Говнюк, – рычу. – Какой же ты говнюк!

– Какой? Очаровательный? – светит своей невозможно бесячей улыбкой. – Так что? Отойдешь? Я на пять минут. Приставать не буду.

Не знаю, почему делаю это, но отступаю в сторону и впускаю козла в огород. То есть, Исакова в свою комнату.

Отдав мне букет, он легко подтягивается на руках и спрыгивает на пол комнаты. Задергивает штору и начинает медленно прохаживаться.

– Что смотришь? – спрашивает, кивнув на ноутбук.

– Тебе какая разница? – шиплю, наблюдая за ним и захлопываю крышку ноута.

Исаков только усмехается и продолжает ходить по комнате. Цепляет пальцем гирлянду, отчего та покачивается и отбрасывает блики на стены. Потом смотрит в зеркало, переводит взгляд на кровать и снова – на зеркало. Хмыкает. А я краснею, подозревая, какие ассоциации у него вызывает стоящее напротив кровати зеркало.

Подходит к моему письменному столу, включает лампу и разглядывает висящие на стене фотографии.

– А ты симпатяшка, Кудрявая.

– Все посмотрел? – раздражительно бросаю я. – Проваливай.

– Грубо, Римма, – качает головой этот паршивец.