Очищение. Том 2. Душа - стр. 102

Русская философия той поры, безусловно, решала большие и важные задачи с точки зрения становления русской культуры и нового мировоззрения в самом широком смысле слова. Но в отношении души именно такой метафизический подход, как мне кажется, был гибельным. Наука о душе, безусловно, рождалась, но настолько уязвимая, что опытной и экспериментальной психологии не составило никакого труда выкинуть ее на свалку истории. И не потому, что она лучше знала, что такое душа, а потому что применила более модные способы рассуждать и доказывать. Учение, которое может быть опровергнуто модой, не может быть истинным.

Итак.

«Наука о душе, или ясное изображение ее совершенств, способностей и бессмертия».

Я пропускаю сложное Предуведомление, написанное в ключе драматической поэзии, и сразу перехожу к главам.

«Глава первая

О том, что душа есть, или о бытии души нашей.

§ 1

Первое самое, что человек сам о себе знает, есть то, что он есть и существует.

§ 2

Доказать сие можно так: каждый чувствами своими достоверно в том увериться может, что мы можем сами себя от других вещей, в нас находящихся, отличать; так же и вещи, в нас пребывающие, одну от другой распознавать. Хотя бы кто о том и усумнился, но самое его сомнение было бы уже доказательством того, что он в то самое время, когда сомневается, уже мыслит, потому что мыслить значит не что иное, как чувствовать самого себя и другие внешние вещи.

§ 3

Всякая мысль, ежели мы сами о себе внимательнее рассматривать станем, производит в нас некоторую перемену, коей причину в нас самих находим. И для того, когда мы мыслим и сию перемену сами в себе чувствуем, то по крайней мере мы тогда существуем, когда мыслим.

§ 4

Следует из сего неоспоримо, что все то, что мыслит, имеет свое бытие.

Но мы действительно мыслим о себе и о находящихся вне нас вещах, как то объявили в § 2 и 3.

Следовательно, мы бытие свое имеем. И так доказали мы, что мы существуем.

§ 5

То, что в нас мыслит, или иначе, что познает и ощущает обстоящие нас вещи, называется душа» (Кандорский, с. 169–170).

Вот такая маленькая хитрость, которую впоследствии будут сглатывать все философы, пытающиеся делать из психологии науку. Кандорский показывает ее со всей детской наивностью восемнадцатого века: мы не познаем душу, мы изучаем то, что мыслит, и называем это душой!

Откуда этот прием, позволивший науке и ученым обманывать себя на протяжении нескольких веков? Как это ни странно, но из учения своего смертного врага – религии. Именно она обещала человеку, что он будет ощущать себя царем зверей. А это значит, что он существо исключительное и от животных чем-то определенно отличающееся. Чем?

Мы начинаем думать о своей исключительности и приходим в сомнение: а точно ли животные как-то качественно отстают от нас. Декарт, которым так болеет Кандорский, решил вопрос о человеческой исключительности просто, он вообще отказал животным в наличии души. Это было так уязвимо, что картезианцев рвали на куски весь семнадцатый век. В итоге стали считать, что душа у животных тоже есть, но похуже качеством, чем у человека. А в чем человек превосходит животное?

В разуме! Вот спасение!

Что такое разум, никто по-настоящему до сих пор не попытался определить. И сколько бы о нем ни умничали ученые, основное определение, которое читается сквозь все их наукообразные построения, примерно таково: вот поглядите на меня, я умею думать сложно. То, что мне это позволяет, и есть разум!