Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России - стр. 35
Оказалось, что этот мальчик вместе с другим мальчиком лет десяти пробрались в цейхгауз и начали играть с моим ружьем. Десятилетний мальчик взвел курок ружья, прицелился в сына каптенармуса и выстрелил. Ружье, как я сказал, было заряжено, и весь заряд попал несчастному мальчику в шею.
Этот случай ужасно на меня подействовал и научил впредь быть очень осторожным при обращении с огнестрельным оружием. Конечно, я после этого случая больше в лагере Инженерного училища не охотился.
Для меня этот случай ограничился только нравственным мучением и послужил уроком на будущее. Каптенармус подтвердил следователю, что я его предупредил о том, что оставляю в цейхгаузе заряженное ружье, и что я сказал ему, чтобы он закрыл цейхгауз до моего возвращения. Он показал, что не исполнил моего указания и как-то не заметил мальчиков, пробравшихся в цейхгауз. Дело было прекращено, но тяжелое впечатление от всего виденного и сознание, что все же виноват я, долго меня преследовали.
Я сказал выше, что не ездил летом в Петербург и из-за небольшого увлечения. Вот история этого увлечения.
Как-то, будучи на охоте, я забрел в небольшое селение на берегу Невы – Ивановское. Дело было в субботу. Я решил переночевать в одной из крестьянских изб и рано утром в воскресенье продолжать охоту.
Выбрав более приличную на вид избу, я попросил разрешения у хозяина переночевать и попросил накормить меня яичницей, обещав, конечно, за все заплатить.
Устроившись в чистой горнице, я предвкушал удовольствие напиться чаю и съесть яичницу. Самовар, а затем яичницу принесла хозяйская дочь Маша, девушка лет 17—18. При виде ее я просто оторопел: красавица она была поразительная. Оказалась она и умницей и чрезвычайно милой и скромной девушкой.
С тех пор мои охотничьи экскурсии неизменно меня приводили в Ивановское. Девушка мне все больше и больше нравилась, и я, с присущей двадцатилетнему возрасту способностью увлекаться, чувствовал себя влюбленным.
Драматичный случай с сыном каптенармуса прекратил мои любовные похождения, да и настроение не позволяло об этом и подумать. Но сейчас же после производства в офицеры я, купив большую коробку шоколадных конфект, сел на Шлиссельбургский пароход и покатил в Ивановское.
Встретили меня там как-то менее ласково, чем во время моих посещений в бытность юнкером. Маша позволила, правда, себя поцеловать, но конфекты взять отказалась и убежала. Через несколько минут явилась ее мать и сказала мне приблизительно следующее: «Вот ты, барин, теперь офицер. А что ты хочешь от Маши, я так и не знаю. На что ей и мне твои конфекты? Если ты серьезный человек, то дай мне пятьдесят рублей, а для Маши купи материи на платье. Тогда будет хорошо и я не буду от тебя гнать моей девки».
Я свалился с неба. Дал старухе десять рублей и поспешил на пароходную пристань. Этим и кончилось мое увлечение и «хождение в народ».
Перед окончанием лагерного сбора нас перевели в Красное Село для участия в общих маневрах. Маневры закончились 8 августа 1888 года производством в офицеры выпускных юнкеров.
Собрали нас, выпускных, около Царского валика. Почистились мы, выстроились и, радостные, ожидали приезда Царя. Появился военный министр Ванновский>20 и стал обходить выстроившихся юнкеров. При обходе им юнкеров Михайловского артиллерийского училища произошла сцена, оставшаяся мне памятной на всю жизнь и выявившая Ванновского как большого хама. Он увидел, что на одном из юнкеров был надет не казенный, а собственный, щегольской мундир, а это в строю строго запрещалось.