Обреченная - стр. 27

Я скрестила руки и повторила:

– Слушаю внимательно. – Хотя сейчас, оглядываясь назад, думаю, что вряд ли я его слушала.

Мой взгляд снова переместился за его спину, на Пэтсмит, которая теперь прожигала нас взглядом из-за спины своего посетителя (священника? дедушки?). Как только наши взгляды встретились, я вернулась к Олли. Его губы оживленно двигались, глаза плясали. На какой-то стадии между своим вежливо-смущенным рвением и нервной дотошностью он сполз в роль обаятельного рассказчика, что ему удавалось куда лучше, чем Мэдисону Макколлу, который всего-то и выдал мне имя своей жены, или Стюарту Харрису, который втирал, что живет в Филадельфии, хотя я знала, что на самом деле он по уик-эндам торчит в Делавер-Велли, где отдельно от него проживает его бывшая жена, под полной опекой которой находятся их дети. Оливер, который всего месяц был со мной знаком, уже вываливал на меня сведения из своей жизни, хотя я спрашивала его только о том, когда он родился и где учился. Надо быть очень погруженным в себя, чтобы доверять столько почти чужому человеку на такой ранней стадии знакомства.

– Мой отец был пилотом, а мама – стюардессой, – продолжал он. – Да, это невероятно романтично…

– Я бы сказала – низкопробно, банально и тошнотворно, но валяйте. – Я улыбалась, глядя ему прямо в глаза.

– Меня зачали во время воскресного полета где-то над Марокко, Алжиром или Гибралтаром, никто не может точно сказать.

– Пожалуйста, не говорите мне, что ваш папочка в этом полете вел самолет.

Оливер коротко рассмеялся.

– Нет, он просто летел с мамой на уик-энд как пассажир.

– Понятно. – Я улыбнулась. – Остроумно.

– Он для меня очень важен, – добавил адвокат. – Мой отец.

Он сцепил руки, но не стал вдаваться в подробности. Вместо этого уставился на меня вроде как снизу вверх. Стэнстед был невысокого роста – я могла это сказать, даже когда он сидел, – и, на счастье или на беду, обладал огромной дозой младенческой привлекательности. Но он так изящно произносил слова – даже беззвучно, – что я начала тонуть в его чертовом взгляде. Это раздражало меня.

– Вы не слишком умны. Да, Олли?

И опять он пожал плечами.

– Откуда вам знать, что все, что вы прочли в досье, – правда?

– Есть статья за дачу ложных показаний, Ноа, – заявил он. – Вот откуда.

– А перед судом никто не лжет? Ну правда же, Олли, вы иностранец, но не настолько же!

– Вы никогда не давали показаний перед судом.

– Тут вы правы, – сказала я, – но причина не в этом. Спросите Марлин.

– Что вы имеете в виду?

– Ничего, – вздохнула я, снова глядя мимо собеседника. Пэтсмит все еще сидела в своей кабинке, разговаривая с кем-то, но все время пялясь на Олли. Но Олли был моим посетителем. Не Пэтсмит. И она не поменяет свою фамилию на Оллисмит за те дни (или годы?), что ей остались до казни.

– Ноа? – позвал меня юрист.

Я снова посмотрела на него.

– Ничего. Понимаете, вы в этом своем досье ничего нового не нароете. Неужто вы думаете, что я не читала его от корки до корки?

– Я вчера говорил по телефону с вашим отцом.

Из-под завесы ресниц на меня настойчиво и прицельно смотрели его светло-карие глаза. Будто медальку хотел получить за то, что набрал телефонный номер.

– Охрана! – позвала я инстинктивно, а потом встала и выглянула из-за перегородки. Краем глаза я заметила, как Нэнси Рэй ставит банку «Доктора Пеппера» на стул, чтобы подойти ко мне.