Обратная перспектива - стр. 22

Порой случается короткий момент помутнения, когда тебе кажется, что вот сейчас заиграет воодушевляющая мелодия в духе бродвейских историй о том, как простая девушка сумела выбраться из трущоб и обрела свое счастье. Ты ждешь, что кулисы распахнутся, выбегут танцоры в сверкающих нарядах и заставят зрителей забыть о том, насколько мир за пределами театра в действительности жесток и опасен. Но овации и радостное пение слышат лишь те, кто умеет сбегать из кошмаров в уютные маленькие места в своей голове, не предназначенные для посторонних.

Я так и не научилась…

Мои родители сгорели заживо, потому что кто-то из них забыл потушить газовую горелку в нашем крохотном домике в Роксбери. Зимы в Бостоне – настоящее наказание для тех, кто вовремя не платит по счетам, предпочитая спускать деньги на выпивку и запрещенные вещества. Кто бы мог подумать, что ночь, проведенная в больнице в плену лихорадки, вызванной обморожением после сна на холодном диване, станет моим благословением и карточкой по спасению от глупой смерти.

Я не плакала на похоронах, в основном потому, что мало что понимала, все еще не оправившись от болезни. Пара закрытых гробов с висящими на них черно-белыми портретами, перечеркнутыми траурной лентой, – весьма непонятная ассоциация для простого восьмилетнего ребенка. Понимание произошедшего ударило чуть позже, когда мисс Дженкинс из службы опеки усадила меня перед красиво одетой женщиной со светлыми чуть желтоватыми волосами.

– Это Генриетта Морган, – сказала она, пока я, сбиваясь про себя, пересчитывала количество стразов на блестящих туфлях незнакомки. – Она за тобой присмотрит.

Несколько подписей и одна слишком фальшивая улыбка, чтобы довериться тому, кого видишь впервые. Но уже тогда я знала, что выбора нет. Декорации подготовлены, дымовая машина шумит, пуская в глаза пелену, скрывающую от глаз часть происходящего, зрители занимают места, актеры выходят на сцену, и спектакль начинается. Никто и не подумает, что настоящее действие разворачивается за кулисами, где слезы не фальшивы и не выдавлены с помощью театральных техник, а колкие реплики не продиктованы сценарием. Вот где настоящая жизнь, болезненная и разрушительная, горькая и пустая.

Первый удар не похож на пощечину, он служит одновременно бодрящим сигналом к пробуждению и предупреждением. Распахиваю глаза, не понимая, что происходит, но тут же ощущаю, как тонкие пальцы с острыми ногтями впиваются в предплечье, пока меня тянут в сидячее положение.

– Видите, с ней все в порядке, – щебечет Генриетта елейным голосом, который использует в ситуациях, когда нужно кого-то умаслить. – Просто переволновалась.

– Мы должны позвать врача на всякий случай, чтобы исключить сотрясение и другие увечья, – говорит другая женщина, ее тон более взволнованный и на сотню градусов теплее.

– Бросьте! – отмахивается опекунша, незаметно щипая меня в области локтя. – Ты ведь в порядке, милая? Это просто стресс, немного драмы – залог успеха настоящего дамского шоу.

Она смеется, а меня все еще немного подташнивает. Думаю, все-таки голодовка перед конкурсом была лишней, ноги все еще дрожат, когда поднимаюсь, кивая как болванчик.

– Со мной все хорошо, – хриплым голосом говорю, а потом, прочищая горло, добавляю чуть громче: – Раньше я не выступала на сцене.