Обратная дорога - стр. 3
Если б добровольно не прибыл на зону, то, вполне возможно, что меня вскоре вообще могли забыть, как пропавшего зека в таёжном лесу?
Ведь со времени побега из зоны вольного поселения и моей жизни у Кузьмича прошёл целый год.
Наверно, на меня даже дело закрыли за давность времени из зоны вольного поселения?
Скорее всего, в моем деле было записано, что баз вести пропал в таёжном лесу или умер на зоне при не выясненных обстоятельствах. В таком случае дело закрывается и сдаётся в архив.
Так нет же, тогда как полный идиот, сам явился в лапы ментов и сразу получил срок.
– Юрий Черевков! Быстро на выход! – сказал сержант милиции, открывая дверь в мою камеру заключения. – В следственный кабинет.
На крик сержанта милиции никак не отреагировал. Сидел на том же месте, куда меня посадили менты.
Просто уставился глазами в одну точку, разглядывая таракана, бегавшего между моих ног.
Был готов прикидываться придурком сколько угодно, пока менты не отправят меня в психушку. Уж лучше сидеть мне в психушке на аминазина, чем в зоне на баланде. В любом случае дурдом лучше зоны. Тем более менты наверняка знают, что пять лет прикидывался дебилом на зоне, когда меня держали без статьи и без срока. В этот раз все дело пройдёт через суд.
Не дождавшись от меня никакой реакции, сержант милиции позвал к себе двоих ментов, которые надели на меня наручники и потащили на допрос в кабинет к следователю.
Менты посадили меня за столом следователя к прикрученному к полу большому стулу. Менты сразу вышли за дверь кабинета следователя. Передо мной за столом с чистым листом бумаги сидел худощавый мужчина, примерно, такого же возраста и такой тощий, как монах Иоанн.
– Первого октября, не приходя в сознание, умерла твоя мама. – неожиданно, сообщил следователь страшную весть. – Сегодня девять дней со дня смерти твоей мамы. Твой брат-близнец Сергей похоронил маму.
Не смог удержаться от такого трагического известия о смерти мамы. Стал рыдать навзрыд, размазывая слезы по своим щекам.
Мои планы косить дураком рухнули в одно мгновение. Теперь после смерти мамы мне было всё равно, как жить дальше или умереть по любой причине. Однако садиться на зону совсем не хотелось. Надо было придумать мне какую-то другую версию в свою защиту, чтобы у меня были твёрдые алиби, как у заложника банды грабителей.
– Сочувствую вашему горю. – наигранно, посочувствовал следователь моему горю. – Но у меня такая работа.
Даже в трагический день подозреваемого, должен вести допрос по вашему делу. Рассказывайте, как было.
– У меня нет никакого дела до вас. – всхлипывая от слез, сказал, следователю. – Мне нечего рассказать.
– Вы зря так говорите. – продолжил следователь допрос. – На вас весит кража в особо крупных размерах, а также разбойных грабёж церковного инвентаря из храма и мужского монастыря. Вы подумайте хоть о себе.
– Мне нечего думать. – продолжил, отстаивать свои права. – Когда вы устроите мне очную ставку с ворами в присутствии адвоката с моей стороны, тогда мы будем с вами разговаривать. Больше мне, нечего сказать.
– Вы не забывайте, что вас обвиняют сразу по нескольким статья. – настаивал следователь. – При таком положении вам грозит срок до двадцати пяти лет. Вам придётся встретить свою старость и смерть на зоне…
– После смерти мамы мне всё равно, где встречать старость и смерть. – грустно, сказал. следователю.