Обращение в слух - стр. 32
Ребята его научили в деревне: сажали – как её называется, наркоманческая такая… да, конопля, конопля! И отец насажал им за баней. А она разрослась выше крыши, красивейшая такая…
Мама говорит: «Что ж я, не знаю? раньше в деревне она росла, мы с ней пряли да ткали, половики конопляные, полотенца: я думаю – ладно, мож чего к делу она пригодится или чего…»
А он обрезал, половину ребятам отдал, а половину высушил, нарубил, на чердак всё занёс – и потихоньку добавлять начал… А чё? ему хорошо. Вино даже не надо пить.
Бабка заметила: «Что ж махорку не курят, какую я насажала, а курят какую-то эту длинную…» Смотрит, что он какой-то… Ну, думает, это мож потому что старый, да и контуженый весь, с войны-то…
А как догадалась – «Ой-х! Ты погляди?! То молодёжь курит, а этот с ума сошёл, ну вообще! Наркоматик! Я ему лысину-то ободрала, будет знать! И спожгла у него всю эту структуру…»
Ну и всё, после этого дед не прикоснулся.
Другой раз приезжаем: всё тихо-мирно… Я деду всегда брала, отцу-то, бутылочку: перцовочку он любил, и «Стрелецкая» была раньше тоже. За колодец поставлю в крепиву, чтобы никто не лазил, руки-то не крепил.
Подхожу, моргаю отцу: «Там за колодцем-то, как обычно… шнапс».
Он улыбается, прям улыбается весь сидит… Пока мама на стол соберёт нам садиться, он тихо пойдёт туда, раз – и выпьет.
А мама: «О-о-ой!.. Эй-т, ты где это махнул-то?!.»
Сидит, молчит, улыбается… Он вообще такой смирный был…
«Ну тюлень, ох тюл-лень!.. тихой, глянь – где-то уже махнул!.. Ведь вот даже в навоз закапывала, в навоз бутылку! И там – ведь надо ж было, нашёл!..»
Ну, он не алкаш какой-нибудь был: он работал, на печах клал, и крыши крыл, и дома, и срубы рубил, и конюшни, то, это – ну, на все руки. А выпить-то… в деревнях все ж такие…
Вот, и снится он мне теперь во сне, дед, отец-то этот мой.
Выходит в сенцы меня встречать в голубой куртке: это у него в последнее время была болоньевая. Открыл двери, а сам отворачивается от меня.
Я говорю: «Папань, ты чего меня не встречаешь-то?»
Он молчит.
«Ты меня чё не встречаешь-то, а?!» – говорю. Молчит. Ну, тут я догадалась: «Ах! Выпить-то я тебе забыла купить!..»
Он прямо так улыбнулся: мол, «да…» – и ушёл в ту дверь: там двойная дверь, в деревнях-то…
Я скорей покупать, да скорей поминать… мужу говорю, там ещё судья в гости пришёл, говорю: «Выпейте, ради бога, немножко, он там хочет, наверное, выпить-то…»
Видите, сны-то!
А говорят: «На свете вроде не-ет ничего…» Всё есть.
А как же. Всё есть.
III. Дегустация
– «Всё есть», – крякнул Белявский. – Да, Фёдор… вы это не стирайте смотрите. Тут у вас просто памятники настоящие! Что дядя Стёпа, что эта – «второй компот сильный», «батюшка Валерьян»… Я слушал-слушал: какая же это эпоха, по европейским меркам? Сперва думаю: средневековье? Нет, как дошло до компота – нет, всё-таки первобытная хтонь: души предков… Представьте: русская степь, курган и на кургане – каменная баба. Она и есть, она и рассказывает, эта самая каменная б а б а! – вкусно повторил Дмитрий Всеволодович.
Фёдор насупился.
– Почему вы считаете, что «первобытная»? Я согласен, она необразованный человек, но она ходит в церковь…
– Зачем?
– Затем же, зачем и все, зачем и я…
– Э, позвольте! Вы – современный мыслящий человек, вы читали каких-то святых отцов, толкования на священный завет и так далее. А баба ходит – свечку поставить, тут пошептать, там покропить, покрестить, помахать, помакать…