Оборотни Оренбурга. Мой влюблённый зверь - стр. 21

Он опустил руки на столешницу с обеих сторон от меня, где я как раз нарезала сыр и хлеб. Нависая надо мной, как скала. Я сжалась и пискнула от страха.

– Учти, у меня в руках острый предмет, и я не побоюсь им воспользоваться, как зашила, так и порежу, – поборов свой страх, выпрямилась я, покосилась на него через плечо.

Он снова усмехнулся, но отступил на два шага, вскидывая руки перед собой.

– Да я ничего и не думал, малая, ну ты чего? – миролюбиво произнёс он. – Хотел поблагодарить за моё возвращение к жизни.

– И я тебе не малая! – разозлившись, повернулась, выставляя нож как указку. – Меня зовут Виолетта. Для друзей – Вилка. Но ты мне не друг! Поэтому Виолетта, ни малая, ни детка, ни как-то ещё! Понял?

– Да понял я, понял, – засмеялся Макс. – Чего ты такая заведённая, Виолетта? Давно секса не было?

Я задохнулась от возмущения и, снова покраснев, отвернулась, продолжая яростно кромсать сыр.

– Дурак, – буркнула я, немного справившись с эмоциями.

– Согласен, – не стал отпираться Макс. – Я веду себя, как последняя скотина. Прости меня, Виолетта!

Он бухнулся на колени. Я закатила глаза к потолку. Ну действительно – дурак и есть.

– Иди завтракать, – вздохнула я, подхватывая тарелки с бутербродами и яичницей и перемещая их на обеденный стол.

Он резко стал серьёзным. Помог перенести всё на стол и уселся рядом со мной.

– Нам надо серьёзно поговорить, Виолетта, – выделил он моё имя.

– О чём? – буркнула я. – Между нами ничего не было. Я просто перенервничала и устала, пока над тобой всю ночь прыгала, не давая помереть. Только трупа нам здесь не хватало. Вот и уснула там, где не надо.

– Да я не об этом, малая, – вздохнул он. – Ой, прости-прости! Виолетта.

Поправился он, чуть скривив губы в усмешке.

– А о чём? О том, что ты оборотень? И те парни тоже? – повернула я к нему голову, сверля взглядом.

– Именно об этом, – вздохнул он. – То что ты видела… Это очень опасная тайна. Если посчитают, что ты можешь стать угрозой раскрытия её, тебя просто убьют, ты понимаешь?

Он с беспокойством смотрел мне прямо в глаза. Неужели ему и правда не всё равно?

– Подумаешь, велика потеря, – с напускным безразличием отмахнулась я. – По мне, плакать никто не будет. Некому. Ну если только тётя Таня расстроится.

– Это твоя родственница? – спросил Макс.

– Нет. Тётя Таня работала в роддоме, где я появилась на этот чёртов свет, – скривилась я в усмешке. – Мама попала в аварию, её не спасли, а я оказалась живучая. Но из родни так никто и не объявился. Никому я не нужна оказалась. И меня сдали в детдом. Тётя Таня выхаживала меня, пока я была в больнице. Я тоже чуть не умерла после той аварии, но вот видишь – сижу здесь. В детдоме меня не брали в семьи. Я их, видите ли, пугала своим взглядом. К десяти годам я перестала ждать новую семью или надеяться, что меня найдут родные. Тётя Таня приезжала каждый свой выходной, сколько себя помню. Но опеку ей не давали, а уж удочерить тем более. Семьи у неё не сложилось. Тётя Таня тогда с родителями жила и двумя сёстрами. Там свои заморочки. Когда мне исполнялось восемь, директор детдома разрешила тёте Тане взять меня домой на все выходные. Это нарушение. Но директриса – прекрасная женщина и понимала, что и мне, и ей это нужно. К тому же за столько лет она не приехала ко мне всего один раз, когда ездила на похороны отца. И то, позвонила и сказала передать привет, чтобы я не чувствовала себя брошенной. Это был мой самый лучший день рождения и самый лучший Новый год. По сути, она мне заменила маму, а я, смею надеяться, ей дочь. Я и в мед пошла, потому что хочу быть как она. Вот так вот, Макс. Не знаю, зачем я тебе это всё рассказываю.