Оборотни Бериньоне, запретная страсть - стр. 10

Её этническую принадлежность видно издалека и это не только цвет кожи.

У неё коротко стриженые, зелёные волосы, торчащие непослушными спиральками в разные стороны. Поверх ярко-розового комбеза с крупными цветами, плотно обтягивающего её выдающуюся попу, накинут клетчатый плед. Рядом стоит ещё одна, не такая колоритная и бодрая, но тоже темнокожая.

-- Чайма! – восклицает радостно мой собеседник, подскакивая со скамейки горным козликом, и бросается к ним с распростёртыми объятиями – Работали здесь сегодня?

-- Это она? – спрашивает у него Чайма, бесцеремонно тыча в меня пальцем, игнорируя его вопрос.

-- Нет, -- мотает отрицательно головой Сэм и переходит на французский.

Я не очень хорошо их понимаю, но смысл уловить мне удаётся: он ищет какую-то девушку.

Прислушиваюсь к их разговору, рассматриваю его.

Сэм оказался неожиданно высокого роста, который я у него сразу не приметила и, на удивление, вполне прилично одет. Не в разноцветные, пёстрые одеяния, как его подруги, а в обычные джинсы, кроссовки и куртку, поверх которой наброшен плед. Прохладно у моря в зимнее время года, особенно ночью.

И сейчас он больше похож на студента или даже спортсмена, чем на продавца «фирменного» барахла, за которого я его приняла изначально.

-- Ты здесь сегодня работала? – спрашивает у меня Чайма.

-- Её клиент на улицу ночью выкинул в этой глухомани, представляешь? – рассказывает за меня мою историю Сэм.

Я не спорю с ним. Какая мне разница?

-- Сукин сын, -- злобно выплёвывает Чайма, по-видимому, в адрес клиента, и по-хозяйски так пристраивает свой зад рядом со мной, -- не обидел он тебя куколка? – участливо спрашивает, и не дождавшись от меня ответа, продолжает сама: – тебе ещё повезло, что просто выгнал, а то знаешь, сколько случаев в последнее время, когда девушки бесследно пропадают. Вон Сэмми наш, ищет свою уже несколько месяцев и никаких следов. А сегодня слышали, что ночью тут было? – резко переключается.

-- Что? – подаюсь ей навстречу, не скрывая своего беспокойства.

-- Что-то нехорошее здесь сегодня случилось, -- переходит почти на шёпот. Мы пододвигаемся к ней плотнее. -- Я работала на второй линии от моря, в лесу почти, там клиент домик снимает для встреч. Тут же зимой никого нет, женатые клиенты этим пользуются. Обычно здесь ночью тихо, нет никого, а сегодня машины гоняли, вопли стояли нечеловеческие, -- чёрные глаза её загораются, добавляя жути повествованию. -- А утром, когда я сюда шла, у одного дома полиция и скорая стояли. Говорят, там одна из наших… вены себе перерезала. Но я думаю, что это она не сама. Убили её…

-- Где? – пытаюсь сбросить с себя плед, чтобы встать, но запутываюсь и начинаю соскальзывать со скамейки.

-- Тш-ш-ш, -- резво хватает меня на лету, -- куда собралась? Хочешь, чтобы тебя тоже забрали? С такими, как мы, не церемонятся: вышлют, и поминай, как звали. Ничем ты ей уже не поможешь…не лезь…

-- Где это произошло? – переспрашиваю, надеясь ещё, что это не она, не Гуля. Но сердце говорит мне сейчас об обратном. Плачет сердце, рвётся на куски…

-- На первой линии, -- прижимает меня к себе и начинает покачивать, как ребёнка, -- ты работала с ней?

-- Да…, -- отвечаю, утыкаясь в её грудь носом.

Меня начинает колотить крупной дрожью.

Она не выпускает меня из рук до самой Флоренции.