Оборотная сторона холста - стр. 5
Последние недели его жизни были очень грустные и даже страшные, хотя, как всегда, папа молчал. Только почти всё время проводил в мастерской. Когда же я предлагала ему помощь… Я боялась за него. Пыталась приносить ему таблетки и еду. Он поджимал губы и отмахивался от меня, не давая даже подняться на последнюю ступеньку. Почему?
В растерянности, постояв несколько минут, я начала разбирать завал. Старалась разобрать полотна по темам, размерам, годам. Отдельно отложила листы с набросками, с рисунками, шаржи. Руки стали уставать. Я протирала каждую картину и, поднося к маленькому окошку мансарды, пристально рассматривала, что изображено на ней. Одна из картин выпала у меня из рук, и холст вырвался из рамы. Зажмурив глаза, я боялась взглянуть, что стало с произведением искусства, над которым папа корпел довольно долго. Наконец, открыв глаза, я подняла разломанную раму. Она тоже была очень ценная. Дедушка делал её своими руками. Возможно, её всё же восстановят. Затем взяла картину, гвоздики в подрамнике проржавели и холст отделился помимо моей воли. Температура в мастерской была неподобающей. Я винила себя. Об этом я совсем не думала. Этими «мелочами» занималась мама. Когда её не стало, отец старался следить. Итак, в моих руках был холст, на котором был изображён осенний пейзаж. Очень нежный. Все деревья на нём – несколько наклонены, словно в раздумье – цвести ещё или прощаться с листвой и преклониться перед наступающими холодами. Наверное, картина была написана давно. Я помню, как мама говорила, что Юрий, наконец, закончил свою «нетленку». Они долго сидели в мастерской, а потом мама вылетела из мансарды, скатилась с лестницы и вылетела на улицу. Тогда были живы ещё бабушка с дедушкой, которые сжались, словно боясь бомбежки. Они всю жизнь, сколько я их помню, содрогались и скукоживались от громких голосов или от резких движений. Они не могли забыть войны.
Я ещё раз внимательно взглянула на картину, пытаясь понять, что взбудоражило мать. Отодвинув от себя подальше пейзаж, я заметила, что последнее дерево на странно-кривоватой аллее какое-то отдельное. Оно и на дерево не похоже. А на что? Я поставила картину на мольберт, крутила холст и так и сяк. Но видела лишь укутанную в шифоновую накидку листву, прорывающуюся в красновато-голубом закате солнца.
Подержав пейзаж, я подумала о том, что у меня слабое воображение, и я не чувствую метафоры, которая явно заложена в тайне папиной картины. Я гладила холст, словно пыталась общаться с отцом, который смог бы навести меня на отгадку секрета картины. Внезапно пальцы застыли. Я почувствовала, как краска бугорками проступает на обратной стороне. Вообще-то, так не должно было быть. Я перевернула пейзаж и увидела, что весь холст исписан. Отец не только написал картину, но зачем-то сделал записи на ней. Почерк у папы был каллиграфический, и совсем нетрудно было разбирать слова, сложенные в предложения.
Юрий 1967 год
Приходит день, когда всё, что ты держал в себе много лет должно быть написано на бумаге. Нельзя обманывать ни себя, не своих близких, тем более дочь.
Оказывается, картины и вся остальная живопись не смогла передать то, что хочется выплеснуть, просто объясниться с самим собой. Для того, чтобы быть предельно честным, нужно начать с самого начала. Мы никогда в семье не говорили о самом главном, почему мы вместе, чего мы боимся и что робеем произнести вслух. Мне надоело писать картинки, хочу писать слова.