Обольстительница в бархате - стр. 36

– Тебе легко говорить – «возьми себя в руки». – Суонтон вытащил носовой платок и высморкался. – Это ты у нас не думаешь, куда поставить ногу, чтобы не наступить на какое-нибудь юное создание. А мне приходится быть очень осторожным, чтобы не ранить их нежных чувств и в то же время не сказать чего-нибудь, что может быть воспринято как намек на разврат и соблазнение.

– Да-да, это, конечно, дьявольски тяжело, – усмехнулся Лисберн. – Если завтра захочешь вернуться во Флоренцию или в Венецию, я с радостью составлю тебе компанию.

И он поехал бы. Что ему делать здесь, кроме как пытаться оградить Суонтона от проблем с сумасшедшими девицами? Взрослый человек, способный, казалось бы, отвечать за самого себя, временами был жутко рассеян. Это делало его легкой добычей для малоприятных женщин, вроде Альды – младшей дочери леди Бартэм.

А что касается мисс Леони Нуаро…

Если Лисберн завтра уедет в Италию, заметит ли она его отсутствие, или просто найдет другого джентльмена, чтобы, завязав интрижку, опустошать карманы растяпы?

Суонтон взял в руки одну из подушечек для булавок, от вида которой на сердце у Лисберна становилось тяжело.

– Это работа Бриджет Коппи, – сказал Лисберн. – Мисс Нуаро объяснила, что такая форма подушечки – традиционная. И обычно они красного цвета. Но девушка тренировала свое воображение и поэтому сделала ее белой с коралловой отделкой, чтобы уравновесить разные цвета. Шнурок нужен для того, чтобы вешать подушечку на талию.

– Цветочки просто очаровательны, – восхитился Суонтон. – Какое изящество!

– Бриджет станет искусной вышивальщицей, – заметил Лисберн.

– Моей матери понравится такая работа, – сказал Суонтон.

– Давай сами займемся их распространением. Кое-что из этого можно подарить моей матери. И ее новому мужу. Им обоим понравится.

Его мать с таким же умом выбрала себе второго мужа, как и первого. Лорд Раффорд – добрый, щедрый человек – сделал ее счастливой. И стал другом своему пасынку, что было настоящим подвигом.

– Ты, оказывается, дьявольски торопишься вернуться в Италию, – удивился Суонтон.

Лисберн засмеялся.

– Может, и так. Я ведь такой космополит, а рыжеволосая французская модистка взяла надо мной верх. Что если мне от стыда хочется тихонько скрыться.

– Позволю себе усомниться, – заметил Суонтон. – Ты совершенно далек от этой мысли, потому что сейчас пытаешься понять, каким образом француженка сумела обойти тебя, чтобы одержать над ней победу в следующей схватке.

Лисберн внимательно смотрел на друга.

– Она – единственная женщина, на которую ты обратил особое внимание после возвращения в Лондон. А я очень хорошо знаю тебя.

– Если тут есть хоть что-нибудь, что нужно знать, – отмахнулся Лисберн. Однако его друг был поэтом. А поэтам всегда кажется, что людские души полны тайн. Но если бы у Лисберна таковые и имелись, вряд ли он стал бы выставлять их напоказ, и еще меньше ему хотелось бы, чтобы в них кто-либо копался. – А как насчет тебя? Ты чувствуешь, что должен здесь остаться?

– Да, – признался Суонтон.

– Правда? Я бы предпочел разгуливать в окружении стаи волков, нежели в компании прекрасно воспитанных барышень.

– Я им скоро надоем, – сказал Суонтон. – Однако буду трусом, если сбегу отсюда, когда могу сделать много хорошего. Это недостойно памяти твоего отца.