Облака перемен - стр. 6
Хотя, если честно, что я мог в этом понимать. Я ни модой никогда не интересовался, ни в глянцевом журнале не работал. Однако что такое понимание? – просто привыкание. Мода, значит. Ладно. Хорошо.
– Так что по её статусу кого ни попадя ей и на дух не нужно, – сказала Марина. – Да она ещё и по характеру переборчивая. Думала, так и не найдёт никого…
– А она?.. – спросил я, не пытаясь сообщать свои представления о жизни, ибо всякий раз жизнь оказывалась шире моих о ней представлений.
– А она нашла! – победно возгласила Марина. – По всем статьям подходит. У них там, знаешь, косо смотрят, если статус хромает. У них там, знаешь, лучше никак, чем как-нибудь. А Шура по-настоящему богатый. И всего на два года старше. И он хороший.
– Ну, отлично, – сказал я. – Гармония – большое дело.
– И к Сонечке он замечательно относится, – похвасталась Марина. – Прямо как к родной. Души не чает. Сейчас, погоди, сигарету возьму.
Она пошуршала чем-то. Потом чем-то стукнула. Потом всё совсем стихло. Я ждал.
– Прости… Едва нашла парочку. Думала, на угол бежать придётся.
Она снова замолкла, теперь по прикладной причине прикуривания: затянулась, выдержала мгновенную паузу, позволяя дыму как следует распространиться по лёгким, и продолжила с выхлопом:
– Хороший, да… Но вообще, он какой-то странный.
Меня подмывало заметить, что такого рода определение никому ни о чём не говорит. Сказать «он странный» – всё равно что сказать «он двуногий». Нет, даже в таком больше толку, это позволяет, по крайней мере, отделить указанного субъекта от подмножества одноногих.
А «странный» – это совсем бессмысленно. Никого иного мне в жизни видеть не приходилось. Раньше или позже, но обо всех говорят, что они какие-то странные. Причины разные, а вывод один. Меня и самого сколько раз странным называли. Даже в глаза.
Но это были бы чисто теоретические рассуждения, они мало что добавляли к нашему практическому разговору. Я рассчитывал, что Марина сообщит что-нибудь такое, после чего можно будет вести речь о вещах более конкретных.
Я пожал плечами, но она и этого не могла видеть.
– Вот зачем ей, спрашивается, полость из шиншиллы? – насмешливо спросила она.
– Полость, – осторожно откликнулся я, ещё не понимая, о чём речь.
– Ну да, полость. Чтобы Сонечка не мёрзла. Лена же гулять её вывозит. Так вот, чтобы не мёрзла. О ребёнке он заботится!
– Ах, в коляску полость, – сообразил я. – Ну да… и что же, она из шиншиллы?
– Вот представь! Она из шиншиллы! Ну, знаешь, наверное, это крыса такая… Подумать только! Тут на приличную няню не хватает. А тут тебе полость из шиншиллы. За сто миллионов. На кой ляд ей эта шиншилла?
– Шиншилла не крыса, – заметил я.
– Что?
– Они в темноте видят. Я читал где-то.
Я говорил заранее извиняющимся тоном: мол, ни на чём не собираюсь настаивать. Но это, кажется, не помогло.
– И что с того? – сухо спросила она. – Что ты хочешь сказать?
Я бы не удивился, услышав: странный ты какой-то.
– Видят, не видят… Какая разница, что они там видят, – буркнула Марина. – Что бы они там ни видели, всё равно лучше бы денег дал. Да бог с ним, что это я завелась. Так тебя ждать шестнадцатого?
– Шестнадцатого?..
– Что такое?
– Нет, ничего. Я часто в разъездах… но ничего, подстроюсь. Да, конечно. Я буду.
– В разъездах – это что? Бизнес?