Обитатели холмов - стр. 28
Р. М. Локкли. «Жизнь кролика»
Дожить до той поры, когда исчезнет тревога и страх! Увидеть, как поднялась и рассеялась туча над головой – та самая туча, лежавшая на сердце, из-за которой возможность счастья обратилась было в воспоминание! Это одно из немногих чувств, известных всем без исключения.
Вот ребенок – он ждет наказания. Но вдруг оказалось, что взрослые не заметили или простили его проделки, – и тотчас же мир заиграл всеми красками, наполнился сладчайшими ожиданиями… Вот солдат, который ждет боя с тяжелым сердцем, готовый к страданию и гибели. Но вдруг и ему улыбнулась удача. Пришло известие – война окончена, и кругом все поет! Солдат, наконец, вернется домой!.. А вот воробьи на пашне – спрятались от пустельги. Пустельга, наконец, улетела – они резвятся, мельтешат над оградой, пищат и садятся, куда захотят… Вот злая зима сковала всю землю. Зайцы сидят на пригорке, вялые, отупевшие от мороза, и готовы уже погрузиться в бесконечную глубину ледяного покоя снегов и безмолвия. И вдруг – кто бы мог подумать? – затренькала капель, большая синица на голой вершине липы зазвонила в свой колокольчик, задышала земля – и зайцы носятся, скачут на теплом ветерке. Он смел безнадежность, словно туман, и немотное одиночество, бесплодное, как овраг, раскрывается, будто роза, потянувшись к вершинам холмов и к небу.
Усталые кролики паслись, резвились на залитом солнцем лугу так, словно пришли из подлеска, с соседнего склона. Вереск, шараханья в темноте были забыты, их будто бы растопило поднявшееся солнце. В высокой траве играли в догонялки Шишак с Дубком. Плющик прыгал взад-вперед через ручей, бежавший посередине поля, Алтейка решил было последовать его примеру, не рассчитал – свалился в воду, выбрался, а тут и Серебряному вздумалось поиграть – он опрокинул Алтейку на ворох прошлогодних дубовых листьев и не отпускал, пока тот не обсох. Когда солнце поднялось выше, съежились тени и высохла роса, все вернулись в тенистые заросли бутня, который рос вдоль канавы. Рядом, под цветущей черемухой, уже сидели Пятик, Орех и Одуванчик. Облетали белые лепестки, осыпая траву, поблескивая на кроличьих шкурках, и неподалеку пел дрозд: «Черемуха, черемуха. Пригнись, пригнись, пригнись».
– Что ж, неплохое местечко, а, Орех? – лениво сказал Одуванчик. – Кажется, пора присмотреть себе какой-нибудь склон. И хотя, честно говоря, лично мне спешить неохота, но, похоже, скоро пойдет дождь.
Пятик, кажется, что-то хотел сказать, но тряхнул ушами, отвернулся и куснул лист одуванчика.
– Вон там, повыше, за деревьями, место, похоже, неплохое, – ответил Орех. – Что скажешь, Пятик? Пойдем сразу или подождем немного?
Пятик помолчал, а потом сказал:
– Все равно – как хотите.
– Но мы же не будем копать по-настоящему, правда? – сказал Шишак. – Это занятие для крольчих – не для нас.
– Все-таки парочку нор вырыть надо. Что скажете? – сказал Орех. – Нужно, чтобы на всякий случай было какое-то укрытие. Пошли, посмотрим. Пока время есть, поищем склон поуютней. Или вам хочется делать одно и то же дважды?
– Что ж, это дело, – сказал Шишак. – Вы ищите, а мы с Серебряным и Алтейкой сбегаем на соседние поля, посмотрим, что там да как.
И трое разведчиков помчались за ручей, а Орех с остальными пустились бегом через поле к лесной опушке. Медленно двигались они вдоль подножия склона, шныряя в кустиках красной дремы и пугая малиновок. Время от времени кто-нибудь принимался скрести каменистую почву или, набравшись смелости, отбегал в сторону за деревья, за кусты орешника порыться в прошлогодних листьях. Побродив, побегав, кролики вышли на место, с которого открывался вид на широкое поле. С обеих сторон его окружал лес, отступая дугой от ручья. Вдалеке виднелись крыши фермы. Орех остановился, и вся команда сгрудилась рядом.