О прошлом приказано забыть - стр. 10
– Кто там пришёл? – послышался из-за яблонь женский голос. – Боженка, что ты опять натворила?
– Это я, Тань. – Рольник, всё ещё улыбаясь, встал, прижимая ребёнка к себе.
На садовой дорожке появилась молодая особа в ирландском модном комбинезоне. На шее Татьяны Стеличековой сверкали жемчужные бусы, резко контрастируя с тёмно-фиолетовым хлопком комбинезона. Под стать жемчугу смотрелись и пуговицы на ее маечке с круглым вырезом. Укороченные шорты открывали полные ноги, обутые в полотняные туфли.
От чёрно-белого рисунка Татьяниной обуви у Феликса зарябило в глазах. Он улыбнулся и взглянул в лицо хозяйке терема. Улыбка тут же пропала, когда её тоскливый взгляд через зрачки проник в его душу.
– Держи!
Рольник протянул Татьяне второе яблоко. Она смахнула со лба потные каштановые кудряшки и отрицательно покачала головой.
– Спасибо, но я до Спаса не могу.
– До Спаса всё лето пройдёт. Тань, что за ерунда?
Сердечко Таниных губ дрогнуло. Она взяла у насупившейся Боженки яблоко, одновременно счищая землю с дочкиных ладошек.
– Мать умершего младенца не может есть яблоки до Спаса, иначе не дадут ему на том свете яблочком поиграть. А ты, свинья Хавронья, только что вымылась, и опять вся в грязи! Да не тянись к яблоку, его помыть надо, и твои лапы – тоже. Не хватало, чтобы и с тобой что-то стряслось! Да, Фелек, Митя мне говорил, что ты к вечеру приедешь. Пошли в дом. Я эту образину вымою и накрою вам «поляну».
– Не утруждайся. Тань, хватит и кофе с минеральной водой. Я сюда не пьянствовать приехал.
– Ну, смотри. – Таня подбросила на руках почти двухлетнюю дочку. – Тогда сам иди, дорогу знаешь. Скажи Митьке, что я варю кофе.
– Да, Тань, а мама твоя как? Митя говорил, что нервы у Анастасии Дмитриевны совсем не в порядке…
– Мама в Бехтеревке. – Таня наклонила девочку к колонке и пустила воду. – Пока, кстати, с ней неважно – почти год маемся. Началось всё, когда отец погиб. А после смерти Адамчика она и вовсе с катушек слетела. Сначала плакала по ночам, а теперь из неё слова не вытянешь. Нам с Митькой ничего не рассказывает, а сама всё губами шевелит. Только от неё и слышно: «Я во сне ничего не говорила?» Интересно, что она говорить должна? Божена, стой смирно!
Таня вытерла личико и ручки дочери махровым полотенцем. Девочка вертелась, фыркала и пыталась вырваться.
– Это надолго, Фелек. Кому мы её только ни показывали! Все говорят в один голос: реактивная депрессия. Конечно, она в жизни ни дня не работала, жила припеваючи. И вдруг папу забрали, до милиции не довезли. Грузовик в РАФ врезался, и почти всех там – всмятку. Один из ментов инвалидом остался – маму родную не узнаёт.
Татьяна впервые так откровенно говорила с Феликсом о прошлом своей семьи.
– Заболеешь тут, понятно. Только мне не легче – разрывайся между мамой и Боженкой! А нанять человека со стороны Митька не даёт, потому что легавые могут своего подсунуть. Ладно, ступай, а я сейчас всё приготовлю.
И Таня открыла стеклянную дверь на веранду.
– Обменялся любезностями с хозяюшкой? – Дмитрий Стеличек встал с кожаного кресла и протянул другу руку.
Непривычно коротко стриженый, Митя сидел и смотрел вдаль, закинув ноги на журнальный столик. Он был в шортах из белой замши и в футболке с аккуратно пришитой чёрной ленточкой. Рольник уже в который раз заметил, что фигура у Мити отменная, хотя никаким спортом он сейчас не занимается. Аэробику племянник Веталя забросил ещё перед арестом, в восемьдесят четвёртом году.