О, мой принц! - стр. 39
А вот дядя их как-то смотрит на них, вот прямо чувствую, больше из вежливости. Вон его матушка говорит ему: «Сынок, правда, необычайные красавицы?»
А он такой: «Конечно, матушка, обе пошли в Вас».
Оох, какой же у него сексуальный голос! Так и слышу, как он этим голосом говорит мне что-нибудь типа… типа: «Элеонора, дорогая моя, давай сегодня никуда не поедем, а займёмся чем-нибудь поинтересней…» Ах, ну что-то типа этого. Или вот, например…
Да, блин, как это я прослушала, ведь мадам Рогнеда что-то говорит, причём лично мне. Ведь иномирное воплощение Клавдии Сергеевны, благожелательно смотря на меня, явно ждёт ответа. А что делает любая приличная девушка, когда понятия не имеет, что, собственно, сказать-то?
Совершенно верно, она ещё больше выпрямляет и без того прямую спинку, смотрит чистым взором и, конечно, соглашается с собеседником изящным утвердительным наклоном своей красивой головки, что же ещё-то, ёлки!
Правда, похоже, Клавдию Сергеевну я опять чем-то развеселила, а гм… его сиятельство Ратмир, на которого я всё-таки не смогла не взглянуть хотя бы мельком, так вот, его сиятельство Ратмир именно в момент моего мимолётнейшего взгляда подмигнул мне и улыбнулся обалденной улыбкой! Просто обалденной! Других слов у меня нет при всём богатстве нашего великого и могучего русского языка.
Внесла ясность в эту не совсем мне понятную ситуацию Нэймэри, сказав, что и она хотела бы пожелать доброй дороги господину и скорейшего возвращения госпоже. Ааа, так это было как бы "до свидания"…
Но главное-то не это! А то, что Ратмир меня, кажется, хотя бы на миг, но увидел! Ах... Пусть это будет нашим первым маленьким шагом вот к этому: «Элеонора, дорогая моя…» Ах... Любая дорога начинается с первого шага, верно?
16. глава 16
Ратмир.
Даа, матушка что-то совсем плохая стала. Можно ли было вообразить ещё недавно, что графиня Корнегейская покажет кому-либо из посторонних свои чувства. Да какое там посторонним, даже мы с братом, и то были свидетелями матушкиных сильных эмоций лишь пару раз, когда за грани уходил наш отец.
Но на похоронах отца матушка напоминала величественную статую, поддерживая своим мужеством всех нас. Когда пропал братец, вот тогда матушка стала сдавать. Она стала как-то так смотреть на меня, словно боялась, что и я покину её.
Поэтому я не стал возражать, когда матушка изъявила желание проводить меня. Правда, разрешил проводить меня лишь до моего замка. Матушка-то, конечно, рвалась провожать меня чуть ли не до самой границы.
Сто раз я повторял ей, что со мной ничего не случится, что я беру с собой практически весь родовой запас артефактов и накопителей, что для поиска Эда я собираюсь использовать нашу братскую связь. Что Эд жив, наконец, иное я давно бы почувствовал по нашей связи, и что я вытащу Эда из любой задницы, куда бы он ни попал. Выразился я слегка не так, конечно.
Но какое там. Едва мы скрылись с глаз Нэймэри и этой, новенькой, как матушка совсем расклеилась. Единственное, чем я смог её отвлечь, так это глупейшими обсуждениями новоявленных графинек Корнегейских.
Матушка в обеих с удовольствием черты кого только не нашла. И взглядики-то у них умненькие, и личики-то красивенькие. Я, конечно, соглашался во всём с матушкой, лишь бы она хоть немного успокоилась. Хотя по мне, так там и говорить-то не о чем.