О, мои несносные боссы! - стр. 10

— Расслабься, сестричка, — шипит у самого уха, вжимая пальцы в мою плоть.

Атласная ткань жакета хрустит под напором его паклей. Давит до боли, проваливаясь под ключицы.

Я морщусь от дискомфорта и отвращения.

Он меня сестричкой назвал? Совсем умом поехал!

— Мы же почти семья, — безумец растягивает поток несусветной хрени, исторгаемой его гадким ртом.

Этот цирк мне порядком надоедает.

— Руки убери, — мой ледяной голос проносится волной по кабинету.

Я дергаю плечами в надежде сбросить с себя увесистые грабли Макара, однако он не поддается моему сопротивлению. Только хуже делает, усиливая тиски и притягивая к себе: тянет назад. Я чувствую его парфюм с выраженными нотками древесины и цитруса, слышу елейный смех над ухом, пробирающий до костей.

— Арр, как же я тосковал по этой изысканной и неумолимой стали в твоем голосе.

— Оглох, что ли? — я рычу. Мое терпение на исходе. — Отойди.

Бросаю разгневанный взор на Рому. Он наблюдает за вседозволенностью брата с кривоватой усмешкой. Заняв расслабленную позу со скрещенными на груди руками, безмолвно поощряет наглость Макара. Что касается Феликса... смазливому брюнету не до нас. Он увлечен содержимым экрана последней модели «Самсунга», которую держит перед своим лицом в ладони.

— Хорошо, хорошо, — раздражающе посмеиваясь, Макар отступает. — Не нервничай, Даночка, — ублюдок в который раз дотрагивается до меня, гладит по плечам и завершает тактильный контакт дружеским похлопыванием. — Присаживайся на стульчик, и давай начнем собеседование.

5. Глава пятая

ДАНА

Кирсановы пялятся на меня, как на выставочную мартышку. Словно я нахожусь в пределах циркового манежа под светом ярких софитов, и от меня ждут каких-то восхитительных трюков.

Я без малейшего понятия, как вести себя.

Поэтому... придерживаюсь своей беспроигрышной, высокомерно-стервозной манеры.

Сажусь перед троицей на посетительский стул, откидываюсь на спинку и закидываю ногу на ногу. Сумочку ставлю рядом и скрещиваю руки на груди. Рассматриваю братьев с прищуром.

— Ну и чего вы от меня хотите? — задаю вопрос, чтобы прервать, наконец, эту затянувшуюся, давящую тишину.

В смехе авантажного блондина слышится отчетливая уничижительная нотка.

— Вообще-то, ты пришла к нам. А мы, — смотрит на родственничков, — любезно согласились принять тебя.

— Мой стар... — я откашливаюсь и немедленно поправляю себя. — Вы разговаривали с папой? Что он вам напл... — боже всемилостивый, чудовищно тяжело выражаться в данной ситуации без употребления брани. — Что он говорил обо мне?

— Пожаловался на докучливую дочь, — почти невозможно определить, с удовлетворением светловолосый Кирсанов двигает ртом, или осуждает. — Попросил об одолжении, чтобы приструнить тебя. Мы, конечно, любезно согласились оказать паллиативную помощь, но не уверены, что твоя несносность поддается излечению.

— До свидания, — я закатываю глаза, подрываюсь с места и, хватая дизайнерскую бежевую сумку от «Givenchy», иду к выходу.

— Кто-то разрешал тебе уходить, Даниэла? — вонзается в спину едкий голос Ромы. Бас прокатывается вибрационной волной по кабинету, и на мгновение мне мерещится, что даже пол чуть рябит под подошвой моих лодочек.

— С каких пор у тебя есть право запрещать мне делать что-либо? — я фыркаю, ускоряя шаг.

Внезапно чужая ладонь накрывает мое предплечье и тянет назад. Я теряю равновесие на обороте и смягчаю падение на колени, выставив вперед ладони.