Размер шрифта
-
+
О любви - стр. 5
мерзлого и стерильного дурдома такого фона
довольно чтоб захотелось вновь выйти на солнышко
и оглядеться, но в парке и на улицах
мертвяки все проходят как будто они уже
в музее. может любовь это секс. может любовь это миска
с кашей. может любовь это отключенное радио.
в общем, гулянка была.
неделю назад.
сегодня я поехал на бега с розами в глазах. доллары
в
кармане. заголовки в переулке. больше ста миль
поездом,
в одну сторону. возвращалась компашка пьянчуг, снова
без гроша, мечта
вновь не сбылась, тела вихляются; треплются в барном
вагоне а я тоже
там, пью, калякаю то что осталось от надежды в тусклом
свете, бармен
был негром а я белый. круто попал. нам
удалось. без гулянки.
богатые газеты всё болтают о «Негритянской
Революции»
и «Распаде Негритянской Семьи». поезд вкатился в город,
наконец-то,
и я избавился от 2 гомосексуалистов покупавших мне
выпить, а я
сходил поссать и позвонить а когда проходил
через
вход в мужской сральник там 2 негра
у киоска
чистильщика драили обувь белым и белые позволяли
им
это.
я дошел до мексиканского бара
и проглотил несколько виски а когда уходил
официантка дала мне
клочок бумажки с ее именем, адресом и номером
телефона на
нем, а когда я вышел наружу вышвырнул его в канаву
сел в машину и поехал в Западный Лос-Анджелес
и все там выглядело так же точно так же как обычно
и на перекрестке Альварадо и Закатного я сбросил
скорость до 40
углядел полицейского жирного на моцике
на вид проворного и гнусного
и мне стало противно от самого себя
и всех, от всей малости что любой из нас
совершил, любовь, любовь, любовь,
и башни покачивались как старые стриптизерши
заклинающие утраченное волшебство, а я ехал дальше
начищая ботинки всех негров и гринго
в Америке, включая
свои.
На полтора года марины луиз[22]
солнце солнце
это моя
малютка
солнце
на ковре —
солнце солнце
в дверь
шмыг
сорвать
цветок
ждет чтоб я
встал
и
поиграл.
старик
выбирается
из своего
кресла,
битый в боях,
а она смотрит
и видит
только
любовь, какой я
становлюсь
посредством ее
величества
и нескончаемым
волшебным
солнцем.
Стих моей дочери[23]
(мне сообщают что теперь я
ответственный гражданин, и сквозь солнце прилипшее к северным
окнам пыли
красные камелии это цветы что плачут пока
плачут младенцы.)
зачерпываю
ложкой: процеженный ужин из лапши с курицей
чернослив для малышей
фруктовый десерт для малышей
черпай ложкой и
Христа ради
не вини
дитя
не вини
гос-во.
не вини начальство
рабочих классов —
ешь ложкой
сквозь объятья эти и грудь
как шарахнутый током
воск
звонит друг:
«Чё ты ща буеш делать, Хэнк?»
«Ты о чем это к черту, что я буду
делать?»
«В смысле у тя ответственность, те надо вырастить
ребенка
правильно».
кормлю ее:
ешь с ложки
давай:
жилье в Беверли-Хиллз
и никакой надобности в компенсации по безработице
и никогда не продаваться тому
кто больше даст
нипочем не влюбляться в солдата или убийцу какого —
нибудь
ценить Бетховена и Рулетика Мортона[24] и
платья со скидкой
есть у нее
шанс:
некогда был
Теорикон а теперь у нас
Страница 5