О ком молчит Вереск - стр. 24
Когда Паука выводили из зала, один из зрителей провел большим пальцем по шее от уха до уха и усмехнулся гнилыми зубами. Характерный знак. Его понимаешь без слов. Значит, вынесли-таки смертный приговор. Суки! И что?! Вот так?! Его просто вот так казнят, как какого-то Винченцо, и похоронят в безымянной могиле?
Принялся брыкаться, пытаясь вырваться, пытаясь выдернуть изо рта кляп, падая на пол, чтобы не могли тащить.
Пусть дадут ему позвонить! Просто позвонить! Попрощаться с ней! Услышать ее голос! Он не хочет вот так. Это, бл*, слишком жестоко даже для него.
Его бросили обратно в камеру и закрыли там на долгие десять дней. Приносили только еду в железной миске и попить в небольшой жестяной кружке.
Адвокат появился лишь за тем, чтобы сообщить ему о приговоре. Обыденным тоном, как будто рассказывает историю о каком-то знакомом, заявил:
– Вас приговорили к смертной казни. Смерть наступит от выстрела в голову. Если вы завещаете части своего тела и внутренние органы на трансплантацию для нуждающихся, ваша смерть будет быстрой и гуманной.
Сложил пальцы корзинкой и со скучающим видом посмотрел в окно. Сейчас расскажет ему о том, как его казнят, и пойдет к жене и детям жрать ужин и смотреть телевизор.
– А если нет?
– Если нет, то вначале вы получите инъекцию, от которой будете умирать долго и мучительно, но зато дешево и сердито. Купите себе легкую смерть. Искупите грехи пожертвованием.
– Я хочу купить себе звонок по телефону!
Адвокат задумался. Потом куда-то вышел. Его не было около десяти минут, показавшихся Сальваторе бесконечностью.
– И вы подпишете все бумаги?
– Да, я подпишу бумаги.
– Хорошо. Вам дадут позвонить.
И протянул ему кнопочный старый сотовый.
– Только по одному номеру. На разговор ровно две минуты. Через две минуты связь оборвется.
Решился и набрал сотовый Вереск. Там сработал автоответчик. Номер не был отключён. Просто автоответчик. Как будто в нем села батарейка. Но разве все они не должны круглосуточно дежурить у телефона – вдруг он объявится? Или…или они действительно уехали без него в Италию?
– Быстрее. У нас время тоже ограничено.
Если сейчас наговорит на автоответчик, то больше звонка не будет... Посмотрел на адвоката, на конвоиров и, прикрыв глаза, тихо сказал.
– Я люблю тебя, Вереск. Всегда любил. С того самого момента, как увидел впервые, и до своего последнего вздоха. И перед смертью хочу сказать то, что мог сказать давно, но…но не хотел оправдываться, не хотел выглядеть жалким идиотом. Вас не должно было быть там... тебя и твоей матери. Для вас были куплены билеты в Италию, снят дом неподалеку от Палермо. Я все продумал и просчитал, я предложил твоей матери сделку – вашу жизнь в обмен на тебя. В обмен на ее согласие отдать тебя мне в жены и смириться с участью вдовы. Я сделал для тебя и для нее поддельные документы, я спланировал твой отъезд. Марко должен был передать послание, чтобы вы бежали из Чикаго. Я встречал тот самолет... в Риме... тебя там не оказалось. Не знаю, почему твоя мать приняла решение остаться... Этой помолвки не должно было быть. Вас там не должно было быть! Но... сейчас это уже не имеет значения...
Посмотрел в окно, на небо, затянутое тучами, на птицу, качающуюся на ветке.
– Сегодня меня казнят. Через пять часов меня отведут в какой-то бункер и пустят мне пулю в лоб. И знаешь, я сдохну самым счастливым ублюдком на земле, потому что у меня была ты. Потому что я познал смысл этой гребаной жизни. И он всегда заключался в тебе. Всеми моими помыслами владела ты. Каждый свой вздох я посвящал только тебе. Даже на том свете я буду вариться в котле и орать твое имя. Прощай, малая!