Нюрнберг. На веки вечные. Том второй - стр. 17
– Хотите сказать, – продолжал советский обвинитель, – что вы никакого отношения к деятельности системы концлагерей не имели, и все, собранные следствием, доказательства вашей к тому причастности – фикция?
– Я не исключаю, что был осведомлен об их существовании и о том, что там отбывают наказание преступники, которых ловило и с которыми боролось РСХА. Но о методах…
– РСХА отвечало за пенитенциарную политику рейха! – всплеснул руками Руденко. – Как же вы его возглавляли, если не совершали инспекционных поездок по подконтрольным вам учреждениям?
– Я не сказал, что не совершал их…
– Да и из материалов дела следует, что совершали, и частенько!
– Но кто вам сказал о том, что я был свидетелем творившихся там зверств? Я о них не знал… – упрямо сопротивлялся загоняемый в угол шеф тайной полиции.
– А кто был их инициатором?
– Очевидно, персонал…
Журналисты в зале стали хохотать.
– Персонал тысяч концлагерей, по собственной инициативе, втайне от руководства рейха и от вас, в том числе, сговорившись между собой, творил бесчинства, а вы – ни сном, ни духом? Кто же их на такое толкал?
– Агитационная и пропагандистская политика, надо полагать. За нее Геббельс отвечал, если вы забыли.
– А о статистике, в том числе по смертности в концлагерях, вы как начальник РСХА что-нибудь слышали?
– У меня для этого были заместители…
– Которые, как и персонал лагерей, вам не подчинялись?
– О каждом шаге не докладывали. Статистикой занималось отдельное подразделение, в работу которого я не вмешивался.
– То есть, о статистике вообще ничего никогда не слышали? – настаивал Руденко.
– Может быть, слышал…
– И такая смертность вас не смутила?
– За смертностью это в ведомство Гиммлера, туда врачи относились.
Зал разразился просто гомерическим хохотом, который Лоренсу с трудом удалось пресечь.
– Хорошо, раз к концлагерям вы отношения не имели, то обратимся к вашей непосредственной деятельности. Контрразведка. Адмирала Канариса вы вскрыли как английского шпиона?
Тут Кальтенбруннера охватила гордость.
– Было такое дело, – отвечал он с некоей ноткой патетики в голосе. – А разве в вашей стране, генерал, со шпионами поступают как-то иначе?
– А как вы поступили с Канарисом?
– Его повесили как собаку на струне в концлагере…
– О работе которого вы, разумеется, ничего не знали?
В зале опять раздался смех. Хлипкая, хоть и верткая, линия защиты главного полицейского рейха рухнула окончательно.
– Хорошо. Я знал о концлагерях и о методах тамошних администраций. А как прикажете поступать с предателями и изменниками? И кроме того – вы так говорите, как будто я один эту систему создал, строил и поддерживал ее работу на протяжении всех 12 лет, что Гитлер был у власти.
– Согласен, систему поддерживала система. Но вы были ее главным функционером, не так ли?
– Да. Одним из главных…
– Хорошо. Какова была главная цель концлагерей?
– Борьба с врагами…
– Уничтожение мирного населения входило в их задачи?
– Да, но не только.
– Что еще? Опыты над людьми?
– В медицинских целях, под надзором врачей…
Такая позиция обвиняемого быстро начала раздражать суд.
– Подсудимый Кальтенбруннер, перестаньте изворачиваться. Вам вменены в вину конкретные действия и обстоятельства, за которые вы отвечали, – гневно рапортовал судья от США Биддл. – Вы, и никто другой. И объяснить их ни разумным началом, ни действиями других людей сейчас не получится. Вас спрашивают только о том, признаете ли вы себя виновным в тех или иных фактических обстоятельствах, и не более.