Нынче всё наоборот - стр. 2
– А теперь, Шмель, ты будешь стоять до конца урока за дверью, – говорит учительница, не оборачиваясь.
Костя выходит и слышит за спиной постепенно затихающий смех. Но стоять у двери – безумие: может пройти завуч или даже директор. И Костя отправляется в далёкий путь до уборной на втором этаже. Теперь он смотрит на дверь с сине-белой табличкой, и ему кажется, что какие-то звенящие нити тянутся от него к этой двери. Она обязательно откроется… Вот сейчас! Ещё шаг… И она открылась.
– Шмель, ты почему гуляешь во время урока? – спросила Вера Аркадьевна.
– А я… за мелом.
– Зайди в кабинет.
Вера Аркадьевна села за стол, а Костя остался стоять посреди комнаты.
– Опять выгнали?
– Почему выгнали? – пробубнил Костя.
– Я не знаю почему, это ты должен знать.
– А что мне, за мелом сходить нельзя? – вяло возразил Костя. Он понимал, что выкручиваться бесполезно, и сейчас сопротивлялся просто по привычке.
– Сколько раз на этой неделе ты ходил за мелом?
Костя промолчал.
– Уже два раза ученик Шмель ходил за мелом. Это – третий. Верно?
Ученик Шмель молчал. Да и что сказать? Такое уж Костино счастье. В третий раз на этой неделе выгоняют его из класса, и ни разу не удалось добраться до уборной. Сначала встретилась Елизавета Максимовна, потом Лина Львовна и вот теперь – завуч.
– Я уже не знаю, Шмель, что с тобой делать. Ну скажи сам – что мне с тобой делать?
Костя молчал, тоскливо глядя на картину, висящую за спиной Веры Аркадьевны. Мальчик в белой рубашке с пионерским галстуком, подбоченясь, трубил в горн. При этом он улыбался. Картина называлась «Горнист», хотя и без того было ясно, что это не водолаз или кто-нибудь там ещё.
Костя молчал и чувствовал, что в нём просыпается ненависть к Петру Первому, ради которого выстроили эту школу с длинными скрипучими коридорами. Именно из-за него, царя дурацкого, стоит Костя перед столом и не знает, что ответить на вопрос Веры Аркадьевны. А если и ответит, то ему зададут новые, чтобы проверить, действительно ли он раскаивается, или всё это просто так.
– Ты ведь способный мальчик, Шмель, ты можешь учиться отлично, если захочешь, – сказала Вера Аркадьевна. – Тебе всё дано: тысячи людей работают, чтобы ты мог учиться. А ты… Какой у вас сейчас урок?
– Ботаника.
– Вот видишь. Разве без знания ботаники можно стать хорошим агрономом или садоводом? А вдруг ты и сам станешь учителем ботаники.
– Я?! – На лице Кости такое отвращение, что Вера Аркадьевна начинает сердиться.
– Да-да, ты. Эта профессия ничуть не хуже других. Тебе уже пора подумать о своей будущей профессии. Ты ведь не маленький. Ещё год, два, три… Время летит быстро. И я думаю… – Морщинистое лицо Веры Аркадьевны добреет. – Я думаю, что где-то уже строится ракета, на которой полетят в космос твои ровесники. Может быть, кто-нибудь из твоего класса. А может быть, и ты, а? Но нет. – Вера Аркадьевна с сожалением покачивает головой. – Тебя не возьмут на ракету. Полетят люди дисциплинированные и прежде всего обладающие прочными знаниями. Кстати, и знающие ботанику тоже.
Костя уныло смотрит на горниста. Ботаника, ракета… и опять ботаника. Вот если бы вдруг ожил и затрубил горнист на картине, было бы здорово! Вера Аркадьевна упадёт в обморок и всё забудет. Костя не хочет быть учителем ботаники. Он сам не знает, чего хочет. Просто ещё не думал об этом.