Няня на месяц, или Я - студентка меда! - стр. 2

И… я всё же обернулась с натянутой улыбкой к Великому и Ужасному, что последний семестр у нас анатомию и вёл, что икал, надеюсь, все ночи, когда я рисунки ему рисовала, и что какого-то чёрта оказался здесь в такое время.

– К-кирилл А-александрович?

Страшная легенда всей нашей группы, всего нашего потока, всего нашего курса и просто института хмуро взирал на меня сверху вниз.

– Что вы здесь делаете?

– А я… я тут… вот…

– Препараты бьёте? – Кирилл Александрович подсказал услужливо, откровенно издевательски, и брови издевательски же он заломил.

– Угу.

Хобби такое или самый экстремальный способ свести счёты с жизнью.

Я ещё не определилась.

Тяжёлый взгляд переместился с моего лица на осколки у моих ног и полушарие, которое я незаметно пыталась успеть задвинуть под стол.

Не успела.

– Дарья Владимировна, как думаешь, тебя сразу отчислят или дадут возможность объясниться? – риторический вопрос, приседая и подбирая осколки, Кирилл Александрович задал ласково и нежно.

Поглядел на меня снизу вверх, огляделся по сторонам и, поморщившись, внезапно рявкнул:

– Ты окна откроешь или подождешь пока задохнемся?!

– От-открою.

Открыла.

Все и в рекордные сроки, и к поманившему меня Кириллу Александровичу после неохотно подошла, поглядела на указанное полушарие, что сиротливо ютилось у ножки стола.

– Ште-е-ерн, радость моя, посмотри на мозг. Видишь? Молодец. Запоминай, умница моя, как он выглядит у других, поскольку у тебя извилина одна, да и та прямая. Ку-у-уда без перчаток, Дарья Владимировна?!

– Я…

– Прямая извилина, Штерн. В моём кабинете, верхний ящик, – он скомандовал раздражённо и ключи, вытащенные из куртки, протянул. – Бегом…

…Через час я сидела на столе рядом с Гришаней и, кутаясь в щедро одолженную куртку, всё равно дрожала от холода и ждала непонятно чего.

Мозг – в перчатках – я уже отнесла в препаратную, пополнила, так сказать, коллекцию влажных препаратов, формалин под чутким руководством затёрла и тряпки с осколками убрала в пакет.

И… и что дальше делать и будет я не знала.

Не рисковала спрашивать, лишь изредка поглядывая на Кирилла Александровича, что устроился на подоконнике и курил.

– Что, Штерн?

На меня покосились со страдальческим видом.

Поинтересовались.

И в ответ я тоже поинтересовалась:

– Меня отчислят, да?

Да, и так понятно, но… не хочу.

Конечно и конечно, я сама виновата, за собственные глупости надо платить и головой надо было раньше думать.

Да, да, да… тысячу раз да, но всё равно… не хочу!

В носу засвербело само, и я невольно им шмыгнула, а Кирилл Александрович обернулся и криво усмехнулся.

– Не реви, никто тебя не отчислит, – он проговорил устало.

Вздохнул тяжело.

Ага, как же.

Я сползла со стола и, придерживая слишком громоздкую и большую куртку, к нему подошла, высказала независимо:

– Вот только врать мне не надо, ладно? И жалеть тоже! И... и отчисляйте, пожалуйста! Не больно-то и хотелось. Прекрасно проживу и без вашего меда. Да я сама завтра в деканат пойду!

– Завтра суббота, Штерн, – известил Кирилл Александрович меня лениво, уточнил. – Они не работают.

– Значит, в понедельник, – я упрямо поджала губы, задрала гордо голову, чтоб уж точно без слёз. – Или вы сами хотите настучать на меня? Желаете рассказать первым?

– Штерн, ты помнишь, что я тебе на первой паре сказал? – на меня посмотрели с интересом и насмешливой ухмылкой.