Номах. Искры большого пожара - стр. 27
– Так мы сейчас и есть хищники.
Сверчок, напуганный голосами, снова завёл свою песню.
Аршинов повернулся на кровати, стряхнул пепел себе в ладонь.
– Солнце, Нестор, огромное значение в человеческой жизни имеет. Слышал я где-то про интересную научную теорию, которая видит историю развития народов как череду таких всплесков энергии, что ли. Это когда народы, прежде тихие и спокойные, вдруг начинают тысячами и даже десятками тысяч рождать людей невиданно деятельных и агрессивных, которые увлекают эти народы на великие свершения. Вот, например, жили в монгольских, китайских, сибирских степях пастухи-кочевники. Жили, ни о чём великом не помышляли, и вдруг появился среди них такой деятельный товарищ как Чингиз-хан, он же Темучин, и увлёк он сотни тысяч, если ни миллионы тех кочевников на завоевания. Покорили Китай, Среднюю Азию, потом Русь. Нас-то, правда, уже не он покорял, а его потомки, но сути дела это не меняет. Так вот, теория утверждает, что среди монголо-татар было великое множество тех самых деятельных и агрессивных людей. Оттого и смогли они половину мира на колени поставить.
– Что-то я не пойму, к чему ты клонишь.
– Да к тому, что появление большого количества этих энергичных товарищей теория связывает с активностью солнца.
– Интересно. Ну-ка поподробней.
– Я сам не очень пока разобрался, но суть такая, что Солнце звезда непостоянная. Бывают у неё периоды спокойные, а бывают такие, когда она… не знаю, как сказать… закипать начинает. Сильнее светить. И не только в плане тепла, но и в смысле невидимых неощутимых излучений, которые и порождают у нас на Земле появление энергичных людей.
Номах задавил окурок о стенку банки, тот угас, испустив напоследок белёсую, как ствол берёзы, струйку дыма.
– Если я тебя правильно понял, Петро, то у нас сейчас тот самый взрыв и происходит. Смотри, сколько отчаянных хлопцев появилось. Куда там Запорожской Сечи! Вся Россия, как одна Сечь!
– Очень на то похоже.
Несколько минут прошло в тишине, лишь сверчок вскрикивал в подполе.
– Где-то прям тут зараза верещит, – вздохнул пытающийся уснуть Аршинов.
Номах достал из-под подушки револьвер, откинул барабан, ощупью обежал плоские затылки патронов, улёгшихся в каналах. Установил барабан на место.
– Петро, ты свой револьвер давно испытывал? – как бы между прочим, осведомился Нестор.
– Я уж и не помню.
– Что так?
– Повода не было.
– А ну как будет повод, а пистоль у тебя нерабочий?
– Да с чего это он нерабочий?
– Ты бы всё одно попробовал.
– Ладно. Завтра тогда.
– Чего до завтра ждать? Рубани в пол.
– Перебужу всех.
– Кого ты перебудишь? Брось. Или, если ты такой вежливый, подушкой накрой, да стрельни. Прямо сквозь матрас и лупи.
– Не пойму я тебя, Нестор. К чему это ребячество?
– Да ладно тебе! – Номах сел на кровати. – Давай, шмальни.
– Придёт кто, скажу, ты стрелял.
– Вали, как на мёртвого. Пошлю подальше, да и весь сказ.
– Ну, смотри…
Глаза Номаха горели в темноте, как звёзды. А может, то и были звёзды, что отражались в его глазах.
Выстрел укрытого подушкой револьвера прозвучал глухо, будто кто ударил поленом о полено.
– Работает…
Номах почти разочарованно откинулся обратно.
– Странно, сверчка теперь не слышно, – сказал Аршинов после нескольких секунд тишины.
– Ты не убил его часом? В пол ведь стрелял.