NOFX: ванна с гепатитом и другие истории - стр. 6

Это была семья со стороны мамы. Мой папа не говорит много о своей семейной истории, так что его сторона в большей степени покрыта завесой тайны. Отчасти я могу понять почему, основываясь на тех историях, которые я все-таки смог собрать воедино.

Моя сестра как-то слышала историю о том, как отец моего отца отвел моего папу и его брата днем в кинотеатр. Усадив их, он сказал: «Не двигайтесь, я вернусь позже». Он так и не вернулся. Мой папа и его брат были настолько напуганы дурно обращающимся с ними отцом-алкоголиком, что они просидели в креслах в течение нескольких часов. Мой папа даже не хотел покидать свое место, чтобы пойти в туалет. Никто не знает, как долго он сидел там в луже собственной мочи.

Я знаю еще одну историю, исчерпывающую тему моего дедушки: он был забит до смерти в драке, в баре, когда моему папе было десять лет.

Мать моего отца была милой старой леди, которая баловала меня постоянно, она даже как-то отмазала меня, когда я попал в аварию на ее автомобиле (это случилось еще до того, как я получил права). Но она тоже была алкоголиком, да еще и барахольщицей в последние годы ее жизни. Она отправлялась в универсам «Pic ‘N’ Save» через дорогу от своего дома, чтобы купить сотню таких маленьких зеленых корзиночек для хранения клубники. У нее не было никакой клубники; она просто складывала эти корзиночки в углу. Иногда пожилой человек покупает увеличительное стекло, чтобы легче было читать; моя же бабушка закупала сорок штук таких луп и оставляла их в куче на полу. Ее крошечный дом и даже гараж были переполнены старыми газетами, журналами, безделушками и кусочками мусора, которые она не могла заставить себя выбросить.

В детстве я думал, что это довольно круто, что у моей бабушки были груды хлама, по которому я мог вскарабкиваться до потолка. Я не видел ничего плохого в том, что она просит меня замешать ей ром и колу, или в том, что, посещая моих родителей, она всегда выпивала в ту же минуту, как переступала их порог. В конце концов я понял, что ее алкоголизм и накопительство были симптомами более глубоких психических проблем. Когда мой дедушка умер, не думаю, что бабушка тогда была достаточно эмоционально устойчива и материально обеспечена, чтобы собственноручно воспитывать моего папу и его брата.

Недавно я подтрунивал над своим отцом на тему того, что, когда я был ребенком, он так и не купил мне новый мотик и что я должен был собирать свой собственный байк из запчастей, которые откапывал в мусоре. Он сказал тогда, чтобы я затянул свой пояс потуже, и напомнил, что в детстве у него не было ни одной игрушки до двенадцати лет.

После того как умер его отец, он жил у разных членов семьи, но в конце концов обрел себе пристанище у дяди Джона и тети Флоренс где-то в северной части штата Нью-Йорк. Они были настоящей сладкой парочкой, любили природу и прогулки и бережно относились к моему отцу. У меня остались приятные воспоминания о семейных поездках к ним в гости: дядя Джон рассказывал о жизни растений, тетя Флоренс читала нам Стейнбека, а мой папа по-настоящему расслаблялся в их присутствии.

Но шрамы моего отца уходили глубоко за пределы этих мутных, слабо детализированных, первых лет его жизни без игрушек. Он пережил что-то такое, что навсегда закрыло его эмоционально.