Ночной цирк - стр. 38
Едва прибыв, большинство приняли ее за чью-то ассистентку, но она ждет своей очереди, так же как остальные, зажав в руке листок с собственным номером (23).
При ней нет ни саквояжа, ни плаща, ни клетки, ни трости. Поверх темно-зеленого платья на ней надет доверху застегнутый черный пиджак с пышными рукавами. Копна темно-русых кудряшек заколота вверх под маленькой черной шляпкой, украшенной перьями, но в остальном более ничем не примечательной. Несмотря на то что она уже достаточно взрослая, в ее чертах есть что-то детское: не то длинные ресницы, не то легкая припухлость губ. Ее возраст трудно угадать, а спросить никто не решается. В общем, все называют ее девушкой – и сейчас, мысленно, и впоследствии, когда станут обсуждать случившееся друг с другом. На нее бросают косые взгляды, а кто-то и вовсе позволяет себе откровенно пялиться, но она не обращает на это внимания.
Молодой человек со списком в руках вызывает их одного за другим и сопровождает за позолоченную дверь. Один за другим они заходят, выходят и покидают театр. Некоторые остаются за дверью всего пару минут, другие задерживаются надолго. Те, до кого очередь еще не дошла, с тревогой ждут, когда же, наконец, человек со списком выйдет, чтобы назвать их номер.
Последний из фокусников, скрывшийся за золоченой дверью, огромный детина в цилиндре и развевающемся плаще, возвращается в фойе довольно быстро. Находясь в крайнем раздражении, он покидает театр, громко хлопнув дверью. Эхо все еще разносится под потолком, когда в фойе вновь появляется человек со списком и, рассеянно кивнув, откашливается.
– Номер двадцать три, – объявляет Марко, сверяясь со своими записями.
Когда девушка поднимается с места и делает шаг вперед, все взгляды обращаются к ней.
Марко следит за ее приближением: сперва он просто немного удивлен, затем удивление сменяется абсолютным смятением.
Еще издалека он отметил, что она весьма привлекательна. Однако, когда она подходит ближе и поднимает на него глаза, он понимает, что за привлекательными чертами – овалом лица, темными волосами, оттеняющими белизну кожи, – скрывается нечто большее.
Она светится изнутри. На мгновение их взгляды встречаются, и он не сразу вспоминает, зачем он здесь и почему она протягивает ему листок бумаги, на котором его собственной рукой проставлен двадцать третий номер.
– Прошу следовать за мной, – находит он в себе силы произнести, забирая у нее листок и распахивая перед ней дверь. В знак благодарности она делает едва заметный реверанс. Еще до того, как дверь за ними успевает закрыться, фойе наполняется шепотом.
Театр поистине величественный, богато украшенный, с бесконечными рядами обитых красным бархатом кресел. Перед пустой сценой алеют оркестровая яма, бельэтаж и ложи. Если не считать двух человек примерно в десяти рядах от сцены, театр пуст. Чандреш Кристоф Лефевр сидит, задрав ноги на спинку впередистоящего кресла. Справа от него восседает мадам Ана Падва; пытаясь подавить зевоту, она тянется к ридикюлю за часами.
Девушка в зеленом платье вслед за Марко выходит из-за кулис на сцену. Он жестом предлагает ей пройти дальше, на середину, и, не находя в себе сил отвести от нее взгляд, объявляет ее выход почти пустому залу.
– Номер двадцать три, – говорит он и, спустившись по узкой лестнице у авансцены, усаживается на одно из крайних кресел первого ряда с пером, зажатым в руке над раскрытым блокнотом.