Ночь ведьмы. Книга первая - стр. 41
Дитер поворачивается к нам, разводя руки в стороны.
– А потом, – продолжает он, – случилось наводнение. Уровень реки Мозель все поднимался, и жители Трира… они обвинили Симеона в том, что он вызвал наводнение. Они назвали его колдуном.
Дитер пересекает комнату, подходит к окну, сделанному из кусочков стекла, скрепленных свинцом. Он касается одной стекляшки.
– Они швыряли в этот дом камни, пытаясь добраться до него и убить. А потом вода в реке отступила. Все закончилось.
– Он был колдуном, сэр? – спрашивает Бертрам, когда Дитер замолкает, смотря на стеклянную панель.
Дитер, тяжело шагая, подходит к Бертраму и дает ему пощечину.
– Нет, дурак, – выплевывает он в ярости. – Он был святым. А ты… ты, – фыркает он, – unverschämt, который не может отличить колдуна от святого! Ты unverschämt, который роняет цепь и обвиняет в этом демонов.
Прежде чем кто-то из нас успеет отреагировать, Дитер хватает Бертрама за шиворот и волочит через кабинет. Бертрам хватается за шею, задыхаясь, но Дитер задумал что-то другое в качестве наказания.
Он пинком распахивает дверь в каменную каморку и швыряет туда Бертрама. Он врезается в стену, разворачиваясь, а Дитер захлопывает дверь и прокручивает в замке большой железный ключ.
– Святой Симеон решил стать отшельником и посвятить себя Богу, – спокойным, ровным тоном сообщает Дитер запертой двери. – Может, ты извлечешь хоть какой-то урок из его выдающейся жизни.
Я сглатываю, глядя на каменную нишу. Она у́же, чем акведук. Внутри не хватит места, чтобы сесть на пол. Бертрам не сможет вытянуть руки – ему едва ли удастся их поднять в таком маленьком пространстве. Не говоря уже о том, что у него нет ни еды, ни возможности справить нужду. Ему остается только стоять в темноте.
Это могила.
За запертой дверью я слышу сдавленные рыдания.
Мы знаем, что коммандант Дитер Кирх не откроет эту дверь по меньшей мере несколько дней. Последний, кто был наказан подобным образом, едва не умер. Когда он вышел, то был бледен и дрожал, и сил ему хватило только на то, чтобы выползти из кабинета комманданта и умолять дать ему воды.
Коммандант Кирх поворачивается ко мне и Йоханну.
– Свободны, – любезно сообщает он.
11. Фрици
Гремя кандалами, я составляю ящики, чтобы взобраться по ним к люку, гнев придает мне сил.
«Verpiss dich, jäger».
Я карабкаюсь вверх, ставлю один ящик на другой, спускаюсь за новым, снова поднимаюсь, чтобы положить его на вершину. Вниз, еще один ящик, снова наверх…
«Verpiss dich, jäger».
Пот течет по лицу. Кандалы врезаются в запястья, оставляя болезненные следы.
Я никогда в жизни не проклинала кого-то так сильно и так много раз.
«Verpiss dich, jäger».
К моменту, когда я собираю достаточно высокую гору, чтобы дотянуться до отверстия в потолке, у меня подкашиваются ноги.
Я устала.
Я голодна.
Все мышцы болят.
Но я все равно карабкаюсь, пошатываясь, пот жжет мне глаза, стекая из-под шерстяной шляпы, а когда я подтягиваюсь, выглядывая в отверстие в потолке, не могу сдержать победоносный возглас.
Если он думал, что сможет одурачить меня бреднями о том, будто пытается спасти людей…
Если он думал, что я сдамся от усталости и горя…
Он ошибся.
Мои губы изгибаются в улыбке, волосы прилипли к лицу, когда я ложусь на спину и замираю, тяжело дыша. Пронизывающий холод в комнате заставляет меня дрожать, но я продолжаю улыбаться, моя победа слишком сладка, чтобы не думать о ней.