Ничей ее монстр - стр. 27
Я мечтаю только об одном… забыть тебя. Забыть каждое твое прикосновение, каждый поцелуй, каждое слово, которое ты шептал мне своим проклятым хриплым голосом, заставляя корчиться от удовольствия. Этот голос… он звучит у меня в ушах снова и снова. Звучит мерзко, отвратительно, сводя меня с ума:
«Уничтожьте ее, сделайте так, чтоб от нее даже следов не осталось».
За чтооооо? И меня разрывает от боли. От адской боли во всем теле, подскакивая на стуле, я сжимаю руками свой живот, тяжело дыша и чувствуя, как по ногам вода течет. А баба Устинья уже и рядом стоит, рукава закатала, волосы под косынку собраны.
– Воды отошли, Сенюшка. Готовсь богатыря свого встречать. Думаю, до полуночи родится. Схватки уже начались. Я их еще утром у тебя узрела. Лукреция крутиться рядом начала, не отходит от тебя. Она приближение родов чует. И смерть, и жизнь одинаково встречает.
Они действительно начались. Скоротечные, стремительные, невыносимо сильные. Каждая из них заставляла меня выгибаться и кусать губы от боли.
Но я терпела, я старалась не орать и не плакать. Я ведь хотела этого малыша. Я ужасно, безумно хотела этого ребенка. Вопреки всему, вопреки ненависти к его отцу и желанию убить его, вопреки тому, что по сути я никто и у меня чужие документы, а из денег какие-то жалкие копейки.
– Больнооооо, – стонала я и кусала губы, когда баба Устя смачивала мне губы водой и заботливо вытирала пот со лба.
– Знаю, что больно. Дети они такие, они в боли нам достаются. Чтоб ценнее были. Все, что сильно болит, так же сильно и любится. Дыши чаще и глубже. Не бойся боль, прими ее. Расслабься и дай ей царствовать – она работу свою выполняет, чем приветливей встретишь, тем легче терпеть, тем скорее родишь.
Я кивала и дышала, как она говорила, запрокидывала голову, закрывая глаза.. а перед глазами отчего-то его лицо постоянно. Словно не о чем больше думать, словно достоин в такой момент в голову мою лезть и в сердце.
И именно в эти секунды зашкаливающей обжигающей боли, которая раздирала меня изнутри, я вдруг с комком в обожжённом стонами горле, думала о том, что невыносимо хотела бы, чтобы он был со мной сейчас рядом.
Чтобы все это оказалось кошмарным сном, чтобы это не он хотел меня убить… не он приказал смять нашу машину всмятку. Не он… а на самом деле мой Волк ищет меня, тоскует по мне, любит. Как же я хотела хоть немного в это поверить сейчас, выгибаясь от боли, не слыша голоса Устиньи… только его голос у себя в голове.
«Моя девочка, рыжая Лисичка… скажи, что ты моя девочка».
– Сеня, дочка, открой глаза, на меня смотри, сейчас не время плакать о НЕМ, слышишь? Сейчас время сына его рожать. Работать надо. Дыши и на меня смотри. Слушай меня…
А у меня от боли туман перед глазами, не слышу я ее, его слышу, его вижу, и слезы по щекам катятся. Мне больно. Захар, ты ведь говорил, что никому не позволишь сделать мне больно.
– Если меня слушать не будешь – потеряешь ребенка! – тряхнула за плечо, вырывая из тумана, заставляя сфокусироваться на ее лице. – Неправильно ребенок идет. Я думала, к родам перевернется, ан нет, своевольный он у тебя. Буду сама разворачивать и терять сознание нельзя, со мной ты должна быть. Как поверну, тужиться начнешь. Больно будет… ты терпи, дочка. Терпиии. Все хорошо будет. На меня смотри и терпи.