Незнакомцы - стр. 85
– Я вам хорошо заплачу…
– Дело не в деньгах, – поморщился гипнотизер. – Я в них не нуждаюсь. Поймите, я фокусник, а не врач.
– Я уже была у психиатра, но он не смог мне помочь. Вернее, он тоже отказался погружать меня в транс.
– На это, видимо, имелись причины, – нахмурился Пабло Джексон.
– Он сказал, что рано прибегать к такому лечению. Он согласился со мной в том смысле, что гипноз, быть может, и поможет мне восстановить причину моих срывов, но сама я могу оказаться не готовой к правильному восприятию истины и окончательно сорвусь.
– Вот видите? Врачу лучше знать. Нет, я не стану браться не за свое дело, и не уговаривайте меня, бога ради.
– Ничего он не понимает, этот психиатр, – рассердилась Джинджер, вспомнив недавний разговор с чрезвычайно любезным, но неуступчивым лечащим врачом. – Может быть, он и знает, что лучше для других пациентов, но уж точно не может ничем помочь мне. А я больше так не могу. Да я с ума сойду, пока он решится наконец применить гипноз. Нужно что-то делать немедленно, нужно взять, в конце концов, эту напасть под контроль.
– Но ведь вы сами понимаете, что я не могу взять на себя такую ответственность, – настаивал Пабло Джексон.
– Минуточку! – перебила она его, ставя бокал на столик. – Я предвидела, что вы не захотите ввязываться в эту историю. – Она достала из сумочки сложенный лист бумаги. – Вот, взгляните, пожалуйста!
Он взял у нее листок. При этом она отметила, что рука его, в отличие от ее рук, не дрожит, хотя он и на полвека старше.
– Что это такое? – спросил он.
– Расписка, где говорится, что я снимаю с вас всякую ответственность за последствия эксперимента.
Пабло даже не потрудился пробежать документ.
– Вы, я вижу, так ничего и не поняли, дорогая леди. Я не боюсь судебного преследования. В моем ли возрасте и при нашей ли неповоротливой судебной системе бояться чего-то подобного? Дело совсем в другом: человеческая память – чрезвычайно чувствительная штуковина, и, если что-то выйдет не так, если я доведу вас до срыва, мне уж точно жариться в аду.
– Если вы не поможете… и мне придется пролежать не один месяц в больнице, без всякой уверенности в будущем… я точно свихнусь! – Джинджер не заметила, что перестала контролировать себя и почти кричит от отчаяния. – Если вы выставите меня за порог, оставите меня на милость друзей и Гудхаузена, то мне конец. Клянусь вам, вот тогда мне точно конец! Больше терпеть такое у меня нет сил! И вам придется все равно отвечать за последствия, потому что вы ничего не сделали, чтобы их предотвратить.
– Извините, – развел руками Пабло.
– Пожалуйста!
– Нет, не могу, – твердо сказал он.
– Бесчувственная черная тварь! – вскричала Джинджер и сама вздрогнула от сорвавшихся с языка эпитетов. Лицо Пабло исказилось гримасой боли, и Джинджер готова была от стыда провалиться сквозь землю.
– Извините, умоляю вас, простите меня! – воскликнула она, закрывая лицо руками, и, согнувшись в три погибели, разрыдалась.
Пабло Джексон подошел к ней и взял за подбородок.
– Доктор Вайс, не плачьте. Не надо отчаиваться. Все будет хорошо. – Он аккуратно отвел ее руки от лица, улыбнулся, пристально глядя ей прямо в глаза, подмигнул и показал свою ладонь, чтобы она убедилась, что в ней ничего нет. Затем, к ее изумлению, он достал у нее из правого уха монетку в двадцать пять центов. – А теперь помолчите, – потрепал он ее по плечу. – Вы добились своего, и у меня не черствое сердце. Женские слезы способны перевернуть мир. Постараюсь сделать все, что в моих силах.