Нежность отца подруги - стр. 25
– Кто дал ей психотроп? – спрашивает с нажимом.
– Наверняка Токарев. Кто же еще? Она была с ним.
– Убью тварь! – он сжимает кулак и бьет им по рулю. Я вздрагиваю и снова реву.
– Не плачь, ты разрываешь мне сердце, – с болью в голосе говорит Ростислав Андреевич.
– Хорошо, не буду, – отворачиваюсь к окну.
Он снова берет меня за руку, и рулит одной рукой. Его машина на автомате, поэтому скорость переключать не нужно. Так и едем до самой больницы, сцепив наши пальцы. Беда, приключившаяся с Машей, сблизила нас духовно.
Сидим в коридоре и молчим. В помещении висит тягостная тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Проходит минута, потом целый час. Сколько нам здесь еще сидеть в неведении?
Одиннадцать вечера. Трехчасовая вечеринка получила плачевный исход. А ведь собирались тусить до утра. Эх, подруга, зачем ты приняла запрещенное вещество? Это все Токарев, черт бы его побрал! Ну ничего, Ростислав Андреевич с ним разберется, никакие родители его не спасут.
Я понимаю, что выгляжу неуместно, сидя на стуле в коротком платье, из-под которого высовывается резинка чулок. Приходится постоянно одергивать подол, что ужасно нервирует Ростислава Андреевича.
Наконец к нам выходит врач, и мы с Тепляковым как по команде вскакиваем с неудобных стульев.
– Откачали, – говорит док с облегчением. – Здоровью вашей дочери больше ничто не угрожает.
Я с шумом выдыхаю, а Ростислав Андреевич обнимает доктора и сжимает его в тисках. Док жалобно ойкает – объятия получились медвежьими.
После чего Машин отец обнимает меня, очень нежно, не так, как дока. Думаю, он обижен нам меня за то, что не усмотрела за его дочерью. Обещала ведь следить, и не выполнила.
– Я должен сообщить в полицию, – говорит врач.
– Не надо никуда сообщать, док, – тяжелая мужская ладонь ложится на щуплое плечико доктора. – Я сам во всем разберусь.
Доктор все понимает и поспешно кивает головой:
– Напишу, что случайная передозировка снотворного.
– А можно нам увидеть Машу? – спрашиваю я.
– Да, только не переживайте, она спит.
Мы с Ростиславом Андреевичем тихонько входим в палату и видим Машу. Ее кожа уже не такая бледная, а слегка розовая. В вене торчит иголка, через которую капает лекарство. Бедная девочка.
– Завтра сможете забрать ее домой, – тихо говорит док. – Только ей нужен покой, минимум неделю.
– Хорошо.
Ростислав Андреевич достает из портмоне несколько купюр и протягивает врачу. Тут смущенно бубнит: «Ну что вы…»
– Берите, берите. Вы спасли жизнь моей дочери.
И он взял, конечно. Заслужил ведь.
– Поехали, Ксения.
***
– Куда мы едем? – спрашиваю уже в машине.
– К Токареву, этому ублюдку, который дал ей таблетки.
Едем в молчании. Не знаю, о чем говорить с мужчиной, у которого разве что слюна не капает от ярости.
Страшное уже позади, но меня все равно бьет нервная дрожь. Состояние Ростислава Андреевича передается и мне.
Что если я ошиблась и Тимур не при чем? Ведь это я дала на него наводку Машиному отцу. Знаю, на что способен Ростислав Андреевич в гневе, Каринкому бывшему тогда сильно не поздоровилось. Вдруг наломает дров?
– Сиди в машине, – говорит он тоном, не терпящим возражений. – Я скоро вернусь.
Жду минут двадцать, наконец, он выходит из дома и быстрым шагом направляется к машине. Когда он кладет руки на руль, я замечаю, что костяшки его пальцев кровоточат. Неужели он избил Тимура?