Нежность отца подруги - стр. 24

– Да, Ксюш, говори.

– Ростислав Андреевич, – слышу встревоженный голос. – Срочно приезжайте. Маше плохо!

– Еду, – застегиваю одной рукой штаны, другой хватаю куртку. – Скорую вызвали?

– Да, уже едут.

– Сейчас буду.

Пресекаю попытку Инги меня задержать и покидаю номер. В считанные секунды оказываюсь в лифте, затем на первом этаже, потом на парковке.

Лечу со скоростью света по городу. Сердце бешено колотится, и я ругаю себя: знал ведь, старый дурак, что что-то случится. Предчувствовал ведь! Но все списал на свою мнительность.

Оказывается никакая не мнительность, а хорошо развитая интуиция. Только бы с моей доченькой все было хорошо! Никогда себе этого не прощу. Я не могу потерять и ее тоже, не могу!

Бью по рулю в бессилии. Машины шарахаются во все стороны от меня. Не стойте у меня на пути! Я еду к дочери.

У ворот дома стоит скорая, и я обнаруживаю у себя все признаки сердечного приступа. Бегу во двор и вижу, как мою дочь несут на носилках.

– С дороги уйдите, пожалуйста, – вежливо говорит мне фельдшер.

– Я ее отец! Что с ней?

– Она без сознания. В больнице мы выясним причину. Предположительно Ваша дочь приняла психотропное вещество.

Нет, нет, этого не может быть! Где бы она его взяла? Какой-то бред.

– Куда Вы ее везете?

– В первую городскую.

– Я поеду следом. Машенька, малышка моя, держись, ­– дотрагиваюсь до хрупкой руки, прежде чем врач закрывает передо мной дверь скорой.

Возвращаюсь в дом и кричу, чтобы все гости немедленно выходили во двор.

– Слушайте внимательно! Никто отсюда не выйдет, пока вас не досмотрят! С минуты на минуту приедет полиция и допросит каждого. А тот, кто виновен в случившемся… тому лучше сразу во всем признаться.

Я позвонил своему хорошему другу прокурору, и он сейчас подъедет со своими ребятами, чтобы побеседовать с молодежью и найти виновного.

Ищу глазами Ксюшу и, наконец, нахожу ее плачущей возле бассейна.

– Ксения, поехали в больницу, – стискиваю ее хрупкое плечо. – По дороге мне все расскажешь!

12. -12-

Сажусь в машину Ростислава Андреевича и вытираю слезы тыльной стороной ладони. Я нереально струхнула, когда ко мне подошел испуганный Тимур и сказал, что Маша ни с того ни с сего отключилась.

– Что ты ей дал, скотина? – набрасываюсь на него.

– Ничего, клянусь тебе.

– Не ври!

– Я не вру. Я не знаю, что с ней такое. Мы хотели заняться… сама понимаешь чем, и вдруг она отъехала.

– Ты хотел с ней заняться! Ты! Она этого не хотела!

Мне хочется взять этого кретина за грудки и как следует потрясти, выбить из него правду, как он опоил мою подругу какой-то дрянью, чтобы изнасиловать ее.

– Хотела, – настаивает Тимур. – Мы договорились, что это произойдет сегодня. И для смелости она что-то приняла. Какой-то таблетос.

– Где она взяла таблетку?!

– Откуда я знаю? Спросишь у нее, когда очнется. Ну, если очнется.

Какой же он циничный! Конечно, она очнется, по-другому просто не может быть.

– Твою мать! – забегаю в Машкину спальню и вижу ее – бледную до синевы, в одних трусиках. – Я звоню в скорую.

Потом позвонила Ростиславу Андреевичу и просто стала ждать. Скорая приехала быстро, и я выдала им скудные сведения, о том, что здесь произошло.

– Все будет хорошо, – говорит Ростислав Андреевич и крепко сжимает мою руку, вяло лежащую вдоль тела.

Я киваю и смахиваю беспорядочно льющие слезы. Мне очень страшно. Я не знаю, что она выпила и как это повлияет на ее здоровье. Отец держится, хотя видно, что он удручен. Губы сжаты в нитку, глаза полыхают праведным огнем.