Нежеланная семья - стр. 16

***

Тихо постучав, приоткрываю дверь и, увидев лежащую на больничной койке свою мелкую, захожу в палату. Таня спит. Выглядит так, будто по ней катком проехались и это без преувеличения. Губа разбита, на щеке ссадина. Это ж как надо было падать, а?

Присаживаюсь на стоящий рядом с койкой стул. И долго смотрю на Таню. Не хочу будить – вдруг она уснула только что, а тут я припёрся.

За спиной открывается дверь и я оборачиваюсь. Увидев медсестру, спешу ей навстречу. Прошу отвести меня к лечащему врачу. И от него узнаю: перелом закрытый, гипс наложили на четыре недели, гинеколог провёл осмотр и сказал, что на беременность перелом не повлияет.

После разговора с врачом возвращаюсь в палату и застаю Таню разговаривающей по телефону. Судя по разговору, она только что сказала “пока” своей подружке.

Увидев меня, Таня меняется в лице. Обиженно надувает губы и поворачивает голову в сторону окна. А я вообще ничего не понимаю! Я где-то накосячил, но пока ещё об этом не знаю?

– Привет, – говорю спокойным тоном, стараясь не показывать эмоций. – Лёха позвонил, и я сразу приехал. Что случилось, Тань? Как ты так умудрилась упасть?

Вздохнув, девочка выдерживает паузу. Со мной говорить явно не хочет.

– Тань, ты на меня за что-то обижена? Я не понимаю, – подхожу ближе и сажусь на край койки, пытаюсь взять Таню за здоровую правую руку, но она резко одёргивает её.

– Всё нормально, – цедит через зубы, на меня по-прежнему не смотрит.

Поддавшись вперёд, обхватываю двумя пальцами упрямый подбородок. И заставляю мелкую смотреть на меня.

– Девочка, мне не двадцать. Я в твои детских играх принимать участие не собираюсь. Если у тебя какие-то проблемы, то скажи прямо, глядя в глаза, как взрослая, – звучит резко, зато действует.

Чёрные ресницы дрожат, а пухлые губы поджимаются – вербальный признак того, что девочка хочет что-то сказать, но сдерживается.

– Говори, Таня.

– Ты мне изменяешь, Стас? – спрашивает в лоб ошарашивая.

Беру небольшую паузу, чтобы хорошенько обдумать ответ. И пока в моей голове шестерёнки крутятся с повышенной скоростью, Таня пытливо заглядывает в мои глаза.

Что сказать тебе, девочка?

Изменяю ли я?

Физически – нет. Моё тело с тобой, оно отзывается на тебя остро и без принуждения. Но душа, мысли… Тебя там нет. И вряд ли ты когда-нибудь будешь.

Ты просто не моё, у взрослых так часто бывает – не всех мы любим, но со многими спим. Только ты это не поймёшь, потому что в твоих глазах мир выглядит иначе. Чёрное и белое. И никаких других оттенков.

– Тань, – натянуто улыбнувшись, беру девочку за здоровую руку, сжимаю холодные пальцы: – ну с чего ты взяла эту глупость?

– Я видела след от губной помады, – отдёргивает руку и добавляет: – на воротнике твоей рубашки.

– Когда?

Пожав плечами, Таня ухмыляется, мол, разве это имеет значения.

– Когда? – повторяю настойчиво и мелкая отвечает, что сегодня утром. – Тебя не учили, что трогать чужие вещи – неприемлемо?

– Стас, я не собиралась…

Пытается оправдаться, но я решительно качаю головой. Пусть не продолжает. Я даже слушать не хочу этот бред.

Поднявшись со стула, подхожу к окну. И всматриваюсь в даль.

Мать её… Да чтоб оно всё провалилось!

Как объяснить девочке, что поцеловала меня коллега? Знаю, она не поймёт. Но я и не собираюсь что-либо доказывать. Оправдываются виноватые. В чём моя вина? В том, что одна дамочка за пятьдесят промахнулась и вместо щеки испачкала рубашку? Не поверит же…