Невинный трофей для охотника - стр. 22

Ивар отрицательно покачал головой, произнес на грани слышимости: 

— Нет.

На его шее в движение пришли грубые шрамы. Продолговатые полосы, спускающиеся от подбородка к мощной, обнаженной груди, что доходили до солнечного сплетения. 

Мужчина неожиданно распахнул глаза:

— Что, и компот сварила? — спросил, насмехаясь.

Голос низкий, с хрипотцой.

— Нет, а надо было? — я отвернулась, изображая равнодушие. 

Ивар тихо рассмеялся:

— Ложись спать, клопенок, пока не сгорела от стыда. Я в состоянии сам разогреть супец, — он поднялся на ноги, одной рукой придерживая полотенце, а второй - белоснежную повязку с проступающими алыми каплями на ней. — Кыш, — шикнул, приближаясь.

— Зачем вы это делаете? — я вжалась поясницей в край столешницы.

— Хочу побыть один, если ты еще не поняла. А другого способа, как от тебя избавиться и заставить лечь спать, я еще не придумал, — он уже стоял вплотную. Наши тела разделяло несколько ничтожных сантиметров. 

— Но, — я пискнула, окончательно смутившись из-за близости, проскользнула к выходу. — К вам приходили.

— Кто? — спросил Ивар, доставая тарелку.

— Она не представилась.

Ивар громыхнул ящиком со столовыми приборами: 

— Что-то сказала? 

— Просила передать, что она заходила.

— Ну все, ты передала, а теперь…

— Да, я помню: ложись спать. 

6. Глава 5

Теперь я уверена, что хозяин квартиры дома: на кухне гремела посуда, доносилась тихая ругань, а спустя тридцать минут я уловила шаги, они замерли напротив приоткрытой двери моей спальни. Я же боролась с желанием распахнуть глаза: лежала, сжавшись в комок, под теплым одеялом. 

Мужчина шумно выдохнул.

В его дыхании открыто читалось осуждение, наверное, он хотел сказать: “Клопенок, ты и спишь не так. Могла бы спать лучше, более усердно”.

Прошло не больше трех дней, как я живу в квартире охотника, а у меня появились маленькие привычки: одеться, поставить на плиту чайник, привести себя в порядок и идти завтракать. Но наличие привычек не давало забыть, что я – временное явление в этой квартире. Здесь нет ничего моего.

— Эй, — стук в дверь ванной застал меня врасплох. А еще я привыкла, что никто не мешает утренним процедурам, — Софья Алексеевна, освободи помещение. 

И почему обращение по имени отчеству унижает меня больше, чем “клопенок”?

— Доброе утро, — я сухо обронила, выскальзывая из ванной.

— Доброе, — в толстовке, накинутой на голое тело, и шортах, ссутулившись, мужчина прошел мимо меня. 

— Все хорошо? 

— Все отлично, — в ответ он глубже натянул капюшон и плотнее запахнулся, пряча повязку, пропитанную кровью. 

— Сделать чай?  

— Сделай, — закрыл дверь.

Ивар занял то же место, что и вчера. Медленно опустился по стене, придерживая свежую повязку широкой ладонью. Я придвинула тарелку с бутербродами. Мужчина медленно пил чай, но к еде не притрагивался. При каждом глотке неестественно бледные губы кривились, а в движениях рук я уловила неуверенность.

Молчание и чувство неловкости гнало меня обратно в комнату. Я отвела взгляд и сосредоточилась на дверце холодильника с разноцветными, яркими магнитами. 

— Тебе нужно что-то? — спросил Ивар, отставляя пустую кружку. 

— Нет, ничего, спасибо. 

— К чему такая скромность? У тебя же нет даже зубной щетки, и ты мне своей шевелюрой проредила зубцы в расческе. Что вздыхаешь, Софья Алексеевна? — его губы дернулись в улыбке.