Невидимый - стр. 21

Элизабет никогда раньше здесь не была. Это легко понять по выражению ее лица. Я уже замечал такое раньше – у человека перехватывает дыхание от восторженного изумления. Я хочу сказать ей, что это только в первый раз, что будет еще и второй, и третий, и четвертый. Что она начнет приходить сюда день за днем, год за годом. Потому что именно так поступал я. Но чувство того, что ты здесь, в водовороте города, ничуть не уменьшается.

– Это удивительно, – наконец выдыхает Элизабет.

– Вы тоже так думаете? – откликается парень, стоящий на расстоянии примерно двух футов от нее. Он полагает, что девушка обращается к нему. И по тому, как он на нее смотрит, ясно, что он не прочь продолжить разговор.

– Но это еще не все, – говорю я своей спутнице.

Я хотел взять ее за руку, но вовремя опомнился: нет, не стоит этого делать. Ее рука просто будет смешно болтаться в воздухе, и все это увидят.

Я увожу мою спутницу прочь от туристов, музыкантов и парящего над всем этим ангела. Я перевожу ее через деревянный мост и увлекаю в леса, в тишину. Мы подходим к Рэмблу, где парк вступает в противоречие с ландшафтом и превращается в спутанный клубок потайных тропинок. Всего пятьдесят шагов – и вы уже вдали от города, да и от мира.

Элизабет замечает перемену.

– А это здесь тусуются серийные убийцы? – спрашивает она.

– Только по средам, – отвечаю я. – Мы в безопасности.

Деревья смыкают свои ряды у нас за спиной, и благодаря этому я чувствую, что мы можем вести себя свободнее. Теперь мне не нужно так беспокоиться о том, как мы выглядим со стороны.

– Так вот – хотя я и легко установил твою связь с мафией Миннесоты, – говорю я, – мне кажется, что в своих предположениях я все-таки упустил пару вещей. Не поможешь ли завершить твой портрет?

– О, я всего лишь простая девушка, – отвечает Элизабет с саркастической улыбкой, – которая почему-то усложняет все, к чему прикасается. Я как царь Мидас[8] – только все, к чему прикасаюсь я, превращается в драму. По крайней мере, так поговаривали мои так называемые друзья в моем так называемом родном городе. Я никогда раньше не ела блюд тайской кухни, и стыдно признаться, когда я наконец узнала, как произносится само слово – тайский. В пятом классе я была времен но одержима татуировками – до такой степени, что родным пришлось спрятать все мои фломастеры. Три года я посещала хор, чтобы проводить там время с моими так называемыми друзьями, но так и не спела ни единой ноты. Правда, я хорошо научилась раскрывать рот, притворяясь, что пою. Из-за этого Лори мне очень завидует, потому что в нашей семье именно он претендует на роль поп-звезды. Хотя не думаю, что это ему действительно по нраву. Впрочем, я его, кажется, никогда об этом не спрашивала.

Мы добрались до потайной скамейки. На ней медная табличка: «Посвящается Грейс и Арнольду Голберам в память об их щедрости».

Я думал, что Элизабет сядет, но вместо этого она только притормаживает, чтобы прочитать надпись на табличке, а потом делает еще несколько шагов, прежде чем остановиться и взглянуть на меня.

– Мой портрет завершен, – говорит она. – А теперь – могу я сделать несколько предположений о тебе?

– Конечно, давай.

Она смотрит на меня долго и пристально. Этот взгляд действует мне на нервы. Я не привык к тому, чтобы меня так изучали. Я не знаю, какое выражение придать своему лицу, какую позу принять.