Невидимка и (сто) одна неприятность - стр. 23
Настоящей, всамделишной замковой крыше. До благословенной земной тверди, которой я так обрадовалась, было добрых шесть этажей…
Горло перехватило так, что даже крик в нем застыл. Я с ужасом уставилась на крохотное, не более десяти сантиметров, ажурное металлическое ограждение — все, что отделяло нас от пропасти.
“Хорошо еще, крыша довольно пологая…” — мелькнула отстраненная мысль.
Зря она это, потому что даже слабый уклон резко сделался ощутимым, и меня захлестнуло паникой — будто я вот-вот сползу туда, вниз. Пальцы вцепились в черепицу, я зажмурилась и постаралась выровнять дыхание.
Фух, дышим. Думаем. Если подать сигнал, то его возможно кто-нибудь заметит и обязательно нас спасет! Заодно, может быть, кто-то из профессоров все же даст более разумное объяснение происходящему, чем галлюцинации!
Приняв решение, я открыла глаза, и меня чуть удар не хватил. Лагранж стоял, выпрямившись во весь рост, чуть расставив ноги для устойчивости, и озирался.
— Там есть люк! — радостно оповестил он меня. — Давай руку.
Я еще крепче вцепилась в черепицу и отчаянно помотала головой.
— С ума сошел? Никуда я не пойду. Сейчас подадим сигнал и нас снимут.
— Ты боишься высоты? — спросил парень. Что удивительно — без насмешки.
— Шестиэтажной и без ограждения — боюсь! — отрезала я.
Лагранж помолчал немного, задумчиво изучая мое распластавшееся по крыше тело. Мне ужасно хотелось дернуть его вниз, чтобы он сел, а лучше лег, и не вызывал у меня паническую тошноту своим безрассудством, но мне не хотелось, чтобы это выглядело так, будто я о нем беспокоюсь.
— Они могут не увидеть.
— Что?
— Ты, конечно, подавай сигнал, но его могут не увидеть. Во-первых, сейчас все в большинстве своем уже по комнатам, а мы на крыше жилого крыла, то есть люди под нами, тяжело привлечь их внимание. А во вторых, помнится ты пропала на шесть часов и никто тебя не нашел, пока ты сама не вывалилась.
Он снова протянул руку:
— Давай. Мы не упадем, обещаю. Тут до люка всего десяток метров. Сними только туфли. Босиком устойчивее, чем на каблуке.
Я сглотнула.
Медленно села, стащила сначала одну туфлю, потом другую. Пристроила рядом с парой Лагранжа. А потом уцепилась ледяными пальцами за протянутую ладонь.
— Не торопись. Не бойся, я держу. Не смотри с крыши вниз, только под ноги.
Он осторожно потянул меня наверх, помогая выпрямиться.
Колени тряслись, зубы, кажется, стучали. Да я вся дрожала как осиновый лист на ветру.
— Сейчас попробуем кое-что, держись, — Лагранж переложил мои пальцы себе на локоть и принялся колдовать.
Нам в лицо нежно дохнуло теплым воздухом, а потом меня как будто сдавило со всех сторон мягкой подушкой. Ощущение не то, чтобы приятное, потому что на лицо ее тоже наложили. Я хватанула воздух ртом, и, к счастью, урвала для легких кусочек кислорода.
— Потерпишь? — Даниэль заглянул мне в глаза. — Это для уверенности.
Я сначала не поняла о чем он, но, сосредоточившись на ощущениях, сообразила, что эта подушка будто поддерживает меня, не давая шататься, замедляя движения, но делая их от этого более точными. Будто воздух вокруг меня уплотнился и преодолевать его надо с усилием. А усилие это мешает дрожать.
И я кивнула.
Пара десятков мелких шагов по крыше вдоль многоэтажной пропасти показались мне вечностью.