Неверная. Костры Афганистана - стр. 27

Моя мать говорит, что каждый должен стараться стать лучшим в своем деле, но мне кажется, что, говоря это, она имеет в виду нечто другое. Спортивные состязания, к примеру, или религиозное обучение.

И пусть я пока знаю мало, я уверен, что война – это плохое дело, потому что люди гибнут или теряют руки и ноги, и женщины из-за этого плачут; и еще я уверен, что выращивание мака – тоже дело нехорошее, потому что так говорит Запад, а вслед за ним – президент Карзаи.

Поэтому, думается мне, с моей стороны не было ни наивностью, ни эгоизмом то, что я счел Хаджи Халид Хана – вернее, Хаджи Хана, как я теперь знал, – с его опытом насилия за плечами и опиумными деньгами в кармане, мужчиной не подходящим для английской девушки, живущей в Кабуле и вычесывающей коз, чтобы заработать себе на пропитание.

Оставалось только, непонятно каким образом, убедить в этом Джорджию.

Ибо, как сказала однажды моя мать и как обнаружил на собственном горьком опыте Пир Хедери, любовь – слепа.

– Хаджи Хан ведь родом из Шинвара, а не Джелалабада, верно? – спросил я у Джорджии, когда она пила кофе на крыльце дома. Было холодно, и она куталась в мягкое серое пату – последний подарок от возлюбленного перед его отъездом на восток.

– Да, из Шинвара, – сказала она. – Но в Джелалабаде у него дом, и обычно он живет там. А почему ты спрашиваешь?

– Просто так, – пробормотал я, обнимая себя руками и садясь рядом с ней.

– Давай-ка, залезай сюда, – Джорджия придвинулась и накинула на меня край пату, согретого ее теплом и благоухающего ее духами. – Так лучше?

– Да, спасибо. Холодно, правда?

– Да, – согласилась она.

Я закусил губу, боясь начать разговор не с того и еще больше опасаясь, что, когда я его начну, Джорджия отберет пату.

– В чем дело? – спросила она наконец, после того как мы почти пять минут просидели молча. – Ты какой-то мрачный.

– Да? Ну, может, немножко, – признался я. – Это потому, что… ну… я слыхал, что в Шинваре много маков.

– Сейчас их вовсе нет – зима, – засмеялась она.

– Конечно, – я тоже засмеялся, радуясь, что все-таки начал трудный разговор. – Но вообще-то много. Про шинварские маки все знают.

– Да, – согласилась Джорджия. – И что?

– Ничего, – я пожал плечами. – Просто я подумал, что должен об этом сказать.

– Почему? Ты думаешь, Халид имеет к макам какое-то отношение? – Джорджия повернулась и посмотрела на меня. Вроде бы не рассердилась, к моему великому облегчению, но на вопрос я все же решил не отвечать.

– Послушай, – продолжила она. – Я знаю многих людей, которые подозревают Халида в торговле наркотиками, потому что он богат, но это не так… то есть он богат, конечно, но наркотиками не торгует. Он их ненавидит. Говорит, что они обрекают людей на нищету, что они вредят репутации страны и что их распространители оплачивают мятежи, которые могут снова разорить Афганистан. Он ненавидит их, Фавад, всей душой ненавидит.

– А почему ты уверена, что он говорит правду? – спросил я.

Джорджия подняла пачку сигарет, лежавшую возле ног, вынула одну и закурила.

– Ну, у меня есть на то причины, – сказала она, выдохнув дым. – Во-первых, он строит планы обеспечить восточных фермеров работой помимо разведения маков, снабдить их, например, саженцами фруктовых и оливковых деревьев, семенами пшеницы и цветов, из которых делают духи. А во-вторых… я знаю, что он говорит правду, потому что я доверяю ему.