Неупокоенные - стр. 17
Митя видел, что во рту покойницы, за частоколом квадратных зубов, шевелится длинный черный язык.
– Впустишь? – снова спросила восставшая из мертвых Даша. – Нам будет хорошо вместе.
Митя наконец обрел способность двигаться. Не произнеся ни слова, он отступил назад и захлопнул дверь перед носом покойницы. Защелкали замки, взвизгнула задвижка.
– Убирайся! – проорал парень. – Не впущу!
Через мгновение ему ответили. Скрежещущий, отдающий металлическим лязгом голос, который с той поры постоянно слышался Мите в кошмарах, отчетливо произнес:
– Я вернусь. И ты откроешь.
Всю ночь Митя не спал. Наматывал круги по тесной квартирке, пил воду, пытался сообразить, как поступить.
Назавтра сделал то, что следовало сделать давно (и не только ему). По его звонку приехала полиция. Тетя Нина отказывалась открывать, но, поскольку Митя сообщил, что внутри труп, который он сам видел, когда пришел чинить замок (не говорить же, что покойница навестила его глухой ночью, самого в дурдом упекут), дверь выломали.
Полицейские, матерясь сквозь зубы, пробирались через мусорные горы. Тетя Нина пыталась сопротивляться, но подъехавшие медики ее успокоили и увезли. Соседи (весь дом сбежался) заглядывали внутрь, презрев запреты полиции, качали головами, переговаривались возмущенно, будто никто понятия не имел, что с ними бок о бок годами жил тяжело больной человек.
Митя ждал, что полицейские наткнутся на тело Даши, вынесут труп из квартиры. Все тогда закончится, он сумеет убедить себя, что визит Даши ему приснился, пригрезился. Он же выпил, да и посещение квартиры мусорщицы бесследно пройти не могло…
Но вышло иначе.
Следы того, что на кровати лежал труп, нашли. Была экспертиза, которая установила, что тело дочери Нины Сорокиной действительно находилось в комнате. Но, судя по документам, несчастная была жива, о чем на все лады писали потом местные газеты. Мать никуда не сообщила о смерти дочери, пенсия по инвалидности исправно поступала, а прийти и проведать больную никто не удосужился. В медкарте было записано, что Сорокина привозила дочь в поликлинику около четырех лет назад. Намеренно ли Нина скрывала смерть дочери или верила, что та жива, осталось неясным.
– Запах! Неужели никто ничего не почувствовал? – поражались журналисты.
Но соседи свыклись с тем, что рядом живет мусорщица, никто почти и не обращал внимания на запах, который в определенный момент усилился. Ворчали, конечно, но никто никуда так и не заявил.
«Мать похоронила дочь в горе мусора!» – кричали заголовки.
Непонятно, куда делось тело, ведь его не нашли, обнаружились лишь следы и, как написали в газете, «фрагменты». Мать ситуацию не прояснила, в итоге сошлись на том, что мертвую Дашу могли съесть крысы. То, что крыс в квартире не нашли тоже, никого не смутило.
Дело представлялось очевидным, зачем копаться во всем этом?
Тетю Нину забрали в психиатрическую лечебницу, оттуда она уже не выйдет. Квартиру вычистили, опечатали; что с нею будет дальше, Митю мало волновало.
Что его беспокоило, так это ночные кошмары. Спал он плохо, засыпал только с помощью таблеток. Переехал, как только сумел найти мало-мальски подходящее жилье. Но и это не очень помогло.
Живя, как в бреду, глотая лекарства, трясясь по ночам от ужаса, не высыпаясь, Митя умудрился и защититься, и экзамены сдать, и диплом получить. У него была сильная воля и имелась ясная цель – уехать, забыть.