Неумерший - стр. 27

Я не сдержался:

– Это не предлог! Меня убили на поле битвы, но смерть отказалась от меня! Я стал запретом! Великий друид решил, что лишь мудрость галлицен способна освободить меня от этого злого заклятия и возвратить обратно в царство живых!

Лицо Саксены, более чем когда-либо, искрилось насмешкой, оттенённой разве что чуточкой жалости.

– Осознаёшь ли ты, что Комрунос, отправив тебя сюда, заставил пройти у смерти перед самым носом? – бросила она равнодушно.

– Мне все уши об этом прожужжали. Но мне также поведали, что остров под запретом только для взрослых людей. А ведь ни родитель, ни знатный господин ещё не стриг моих волос.

Лёгкое оживление, казалось, пробежало по лицам всех галлицен.

– Только посмотрите! – ухмыльнулась Саксена. – Щенок желает посостязаться в остроумии! Это Альбиос тебя научил?

Я хотел бы посостязаться скорее не в остроумии, а в язвительности, выпалить в лицо этой ужасной старухи, что я слишком бестолковый, чтобы самостоятельно такое выдумать, и что я предпочёл бы прийти с вызовом на устах и оружием в руках, чтобы с ней сразиться. Но очи Саксены пронзали меня слепой суровостью идола, и я почувствовал в этом взгляде призрак другого создания, которое подстерегало меня за этими, облечёнными плотью, глазами. К горлу подкатил ком, и я ничего не мог поделать против этой властной натуры, кроме как поверженно опустить нос, словно ребёнок, которого застали за проказами. Я едва успел заметить, что копья Сумариоса больше не колют меня в спину. Кассибодуя и Мемантуза их опустили и теперь небрежно на них опирались.

– То, о чём он толкует, – для нас все же закон, – заметила Мемантуза. – Маленького самца ещё не приняли в сообщество взрослых людей. Запрет его не касается.

– Но, если он ещё ребёнок, – возразила Саксена, – одно его присутствие здесь – пятно на святилище, ему не до́лжно видеть обряды. Среди нас ему делать нечего. Однако он не выглядит как ребёнок.

– Пожалуй, что Комрунос оказался прозорливым, предоставив нам решать эту задачу, – подхватила Мемантуза. – Этот юнец – ни дитя и ни мужчина, он ни жив и ни мёртв. Ему нет места ни здесь, за пределами мира, ни в королевствах за морем. Не правда ли, интересный повод, чтобы представить его на рассмотрение богам?

– Богов-то он, возможно, и потешит, – вмешалась тут Кассибодуя. – А тебя, Саксена, он, похоже, очаровал.

Напряжение сгустилось в воздухе, однако я по-прежнему не понимал сути происходящего. Мне показалось, что любопытства ко мне слегка поубавилось, и что галлицены теперь перенесли своё внимание на бурю, назревавшую меж Саксеной и Кассибодуей. Ссора между ними разрасталась, воздух стал таким плотным, каким он бывает посреди пиршеств, когда слова заходят слишком далеко и оба героя перестают смеяться, положив руку на оружие.

Разрешила спор галлицена с мечом. Она встряла в разговор едким, словно скрип старой втулки, голосом:

– Надо послушать, что скажут боги, – промолвила она.

– Да, – медленно подхватила Саксена, не сводя глаз с молодой Кассибодуи. – Надо дать слово богам.

Над берегом пронёсся разразившийся внезапно ливень, нещадно стегающий меня, стоящего в кругу этих больших бледных фигур. Сквозь просвет в тучах проглянул луч солнца. В последних отблесках дня золотой пыльцой искрились вихри измороси, а прибрежная галька сверкала ярко, как сон. Вместе с могучим дыханием моря я почувствовал аромат мокрой травы и камня, будто бы земля приотворила лоно, источая пьянящий дух влажной земли. Блики света выхватили на брюхе котла изображение трёх птиц, клюющих яблоко.