Неудачница: перезагрузка - стр. 47
- Ну, слава Богу! – облегчённо вырывается из меня.
- Что? – удивлённо переспрашивает Бондарёв.
- Нет-нет… я так, - мнусь, как школьница на первом свидании, - ты, кажется, что-то хотел сказать?..
- Да… я не могу так просто отпустить тебя в безвестность, - напряженно произносит Глеб, сосредоточенно глядя на свои пальцы, переплетённые в замок, - можешь считать, что я чувствую ответственность за тебя.
- А это так? – спрашиваю его.
Глеб поднимает на меня глаза и некоторое время просто смотрит.
На мой вопрос он не отвечает.
- Я не хочу, чтобы ты уходила из компании, - наконец, произносит он.
- Это вопрос решённый, - опускаю взгляд в свою тарелку, - давай не будем об этом.
Не хочу об этом говорить!
- Но почему? – допытывается Глеб, - Неужели тебе так не нравится работать на меня?
- Дело не в том, что мне нравится или не нравится - дело в том, что ты натворил, - резко вырывается из моего рта; закрываю рот, плотно смыкаю губы; затем всё-таки поднимаю взгляд на Бондарёва, - я предупреждала – не нужно нам об этом говорить…
- Ты презираешь меня? – Глеб смотрит мне прямо в глаза.
А я… не знаю. Уже – не знаю. Потому молчу.
- Презираешь, - невесело усмехается он и опускает взгляд на стол.
- Я думаю, что ты сам себя презираешь за это, - говорю негромко.
Глеб растягивает на губах какую-то странную, словно болезненную усмешку.
- Возможно, - только и произносит он.
Затем вновь поднимает на меня глаза; мы смотрим друг на друга и снова молчим.
И, чёрт возьми, мне его опять становится жалко…
- Что это? – лицо его напрягается, а в глазах появляется напряжение, - Ты что, сейчас… жалеешь меня?
- Ты хотел сделать больно другим, а в итоге сделал больно себе, - произношу тихо, невольно вспоминая детишек из детского дома, где проходила моя практика, - У нас в университете как-то была…
- Не нужно меня жалеть. И не нужно сравнивать меня с кем-то из твоего университета: я не один из твоих подопечных, - перебивая меня, сосредоточенно произносит Бондарёв, в глазах которого загорается какой-то нехороший огонь.
- У меня уже нет подопечных, - разводя руки в стороны, говорю с усталой улыбкой, - теперь у меня есть только ты и твоя компания...
- Меня. Не нужно. Жалеть, - по слогам произносит Бондарёв, в упор глядя на меня.
- Глеб, это нормально, признавать свои ошибки… - пытаюсь объяснить ему эту старую азбучную истину.
- Ты думаешь, что я страдаю от того, что сделал? – грубо перебивая меня, жестко произносит Бондарёв, - Так вот тебе честный ответ: не страдаю. И не жалею. Я получаю удовольствие от созерцания плодов своего труда. Мне приятно видеть, что всё, к чему я стремился, теперь находится в моих руках. И мне приятно знать, что те, кто когда-то хотели подчинить меня, теперь стали моими подчинёнными. Ты понимаешь это?.. Меня не нужно жалеть, мне не нужно сочувствовать! – цедит он, глядя на меня с какой-то странной злобой, - Я не этого от тебя хочу!
Ну, вот, наконец, и его прорвало…
- А чего хочешь? – сжав тканевую салфетку в руке и не глядя на Бондарёва, ровно спрашиваю.
- Ну, уж точно не жалости, - с язвительной усмешкой отзывается Бондарёв.
Спокойно поднимаюсь на ноги.
На этом наш славный ужин можно смело считать законченным.
- Сядь на место, - спокойно приказывает Глеб.
Усмехаюсь в ответ, качаю головой.
- Благодарю за еду. Было вкусно, - откидывая салфетку на стол, произношу; разворачиваюсь, иду в прихожую; слышу, как Глеб поднимается из-за стола и стремительно идёт ко мне, - Не нужно меня провожать, - резко разворачиваюсь к нему, встречаясь почти нос к носу, - я прекрасно знаю, где выход.