Нестрашная сказка. Книга 3 - стр. 23

– Оскопить, чтобы, значит, уже точно влился в ряды.

– Умный! Вывели меня на площадь и народ стали скликать. Вдруг откуда-то старух набежала целая толпа. Бабки меня обнимают, целуют. Ну, думаю, герантофильская фракция решила напоследок поглумиться. Нет, оказалось гендерное подполье. Это, которые ещё помнят что оно такое.

Бабки голосят. Полиция площадь окружила, загородилась прозрачными щитами. Я стою голый, рядом хрен египетский торчит. И вдруг выталкивают в образовавшееся пространство мою подругу. Решили, значит, перед оскоплением посредством нас продемонстрировать всю мерзость естественного соития, чтобы народ поглазел и проникся отвращением.

– Продемонстрировал?

– Само пошло. Моника визжит, бабки вокруг нас хороводом ходят и гимн поют. Я поверх голов смотрю, а за прозрачными щитами толпа мужиков клубится и вся-то она клетчатая. Откуда столько нужного тряпья нашлось? Не иначе припрятанным лежало. А из другого переулка катится целая женская рать. Они первыми полицейских смяли. Стражи порядка, видя такое дело, щиты побросали и влились в общий бунт. Моника убежала куда-то. Кругом идёт любовь не на жизнь, а на смерть.

Тут бабка какая-то до меня допрыгнула и шепнула, что меня в переулке махатма Мита дожидается.

Весь боевой дух из меня мгновенно вышибло, поникло всё, что внутри, что снаружи. Иду, а у самого ноги подгибаются, так как понимаю, грядёт наказание, включая развоплощение в бесплотные духи. Захожу в переулок, там дедуня в шалочку кутается. Я перед ним на колени бух. А он меня так по клетчатой голове погладил и говорит: «Ты хорошее, правильное дело сделал, мальчик. А теперь ты нужен Лексу. Одевайся». И протягивает мне пёстрые трусы. Я только их натянул, гляжу вокруг белый туман, а внизу река шумит. Не поверишь, я такого счастья не помню с той нашей встречи в пустыне. Но хорошего много не бывает. Из тумана выныривает дядька Казимир и начинает с порога орать, что я как всегда нарушаю, задерживаю, саботирую: Лекс уже ушёл в поиск, сколько меня можно ждать?!

Таким вот образом я в пёстрых трусах и с клетчатой головой попал в переход. Поплутал, правда, немного, но дорогу таки нашёл.

– Обратно не тянет?

– Издеваешься?

– Отнюдь. Зуб даю, тебя там канонизируют теперь. А то и обожествят. Появился неизвестно откуда, исчез в неизвестном направлении. Историки начнут до родословной докапываться и выяснят, что на Крокодиловых островах, откуда ты якобы прибыл, отродясь такого персонажа не проживало. Всё – легенда сложилась, ты – новое божество, выведшая мир из темени к свету.

– Как думаешь, мне от этого жарко или холодно случится, – поинтересовался Энке, слегка подрагивая голосом от затаённой гордости.

– По-разному бывает. Одним – ничего. У других видения начинаются, голоса в голове осанну поют. А у некоторых парша по телу идёт вроде аллергии…

– Гад ты всё же. Другой бы успокоил, ободрил, кинул позитивную вводную… тебе лишь бы надсмехаться.

– Обойдёшься. Я на больничной койке концы отдавал, а тебя самая красивая девушка университета ублажала. Кто кого должен жалеть? Погоди, мысль появилась, дай сформулирую, а то ускользнёт.

Лекс даже палец поднял от усердия.

– Симптом выгорания элиты. Идиотизм начинает зашкаливать. Любая идея доводится до абсурда. Связь с реальностью истончается до состояния эфемерной пленки, которую способна разорвать любая чепуха…