Несостоявшийся рассвет. За гранью. Повести - стр. 52
– «Чистяк!» – ахнул Бурдаков, – Вот это да-а. Все, кроме меня, захлопали в ладоши, а Катька завизжала от радости.
– Молодец, Голова! – хвалили друга ребята, называя его по прозвищу.
– Так он в секцию по баскетболу ходит, – сказал кто-то. – Ещё бы, ему не попадать. Последние слова я уже услышал, незаметно удаляясь с площадки.
Следует сказать, что Виталик, избалованный вниманием девочек, никогда за ними не ухаживал. Ему было достаточно только победы над своей избранницей, то есть убедиться, что он ей нравиться больше остальных. После этого мой друг быстро терял интерес к новой подружке. Так произошло и в этот раз.
Катя же, заметив, что она больше не интересует его, стала снова поглядывать в мою сторону и не отказывалась о чем-либо поболтать на переменах. В разговорах со мной она не спрашивала о Виталике и делала вид, что он её уже ни капельки не интересует.
Это обстоятельство натолкнуло меня на мысль написать ей любовную записку. Спустя много лет, моя память сохранила не только внешний вид записки, но и её содержание. Таких или подобных записок я писал немало в следующих классах, но эту – я запомнил до мельчайших подробностей. Она была написана на небольшом квадратном клочке тетрадной бумаги почему-то красным карандашом. Там было всего три слова: «Я тебя люблю». На уроке я передал ей своё послание и стал ждать. Когда Катя начала читала записку, не вынимая рук из-под парты, мои глаза буквально впились в её лицо. Но прочитав написанное, она только один раз посмотрела на меня и продолжила слушать Ольгу Ивановну. Прозвенел звонок. Все учащиеся вместе с учительницей покинули класс на пятиминутную перемену. Я и Катя остались сидеть на своих местах. Затем мы встали и перешли на другую парту, усевшись сверху. За открытым настежь окном слышались веселый смех и гам – в классе стояла тишина и требовала ответа.
– Это ты мне написал, – не выдержала Катя.
– Я, – тупо послышался мой короткий ответ.
– Ну и что? – с любопытством спросила она. Я посмотрел на её улыбающееся лицо, ждущее от меня нечто интересное, вроде Виталькиных бросков по кольцу, но не нашёл ничего глупее, как сказать:
– Катя, давай дружить. Она громко рассмеялась и легко ответила:
– Давай!
Её смех окончательно сбил меня с толку. Я замолчал. В классе снова повисла вопрошающая тишина. Мой взгляд тоскливо устремился в окно. Там, по-прежнему, слышался смех моих товарищей, с которыми можно было говорить свободно и легко.
– А я думала, что ты что-то другое скажешь, – с надеждой в голосе сказала Катя и тоже повернулась к окну.
На «другое» мой язык уже не поворачивался. Мне даже показалось, что она начинает жалеть о начатом разговоре и о потерянной перемене. Я стал лихорадочно искать подходящие в таком случае слова… но неожиданно и некстати прозвенел звонок. Так, ничего толком не сказав Кате, я встал и пошёл на своё место. Навстречу мне уже врывался наш третий «Б» класс.
Школьные занятия шли своим чередом. Перед ноябрьскими праздниками к нам после уроков пришла старшая пионервожатая. Вместе с Ольгой Ивановной она провела классное собрание. На нём были выбраны по рекомендации нашей учительницы и решением общеклассного собрания учащихся кандидаты в пионеры.
В число кандидатов попал и я. Для меня это было важное событие. Я мечтал надеть красный галстук и верил, что его должны носить достойные ученики. К сожалению, некоторые пионеры небрежно относились к своему званию: прогуливали уроки, плохо учились, сквернословили и даже вообще приходили в школу без галстука, засунув его, на всякий случай, в карман. Для меня это было неприемлемо – я мечтал стать настоящим пионером.