Несостоявшийся рассвет. Повесть - стр. 9
– Ну, я вам покажу. Сейчас поймаю!
А догнав кого-либо из нас, валила на траву, садилась как бы верхом и, не больно хлопая сзади своей рукой, смеясь, командовала:
– Но! Поехали.
От такой возни все быстро устали и с хохотом повалились на траву.
А в это время солнце уже клонилось к закату. Мы вспомнили, что пора продолжить путь.
– Вставайте, мои карапузики, – ласково позвала нас Катя в дорогу, – а то скоро темнеть будет.
В тот момент она очень походила на свою мать, и слово «карапузики» уже не казалось обидным. Наоборот, оно напомнило нам о родном доме, о матери, которую мы всегда с нетерпением ждали с работы. Я не ошибся, назвав Анастасию нашей общей матерью. Обращаясь к ней, я уже давно называл ее «мамой».
К осени (а она начинается в Сибири рано) колхоз, наконец, построил семье Анастасии новый дом вместо её старого и осевшего в болотистую почву. По сравнению с бывшим, он был небольшим и холодным. Здесь уже не было палатей, а сам дом обогревался обыкновенной кирпичной печью с чугунной плитой да печкой-буржуйкой, установленной напротив маленьких окон. Буржуйку поставили дополнительно, потому что стены, выложенные из тонких бревен и обшитые досками, плохо удерживали тепло.
Помню, Анастасия, с обидой на председателя колхоза, возмущалась: «Не дом, а курятник! Даже развернуться негде. А сколько теперь дров понадобиться?»
И, действительно, топить теперь приходилось чаще, даже в дождливые холодные дни. Обычная печь, в отличие от русской, имеет короткий дымоход и долго тепло не держит. Ну, а если и сам дом плохо утеплён, то помещение остывает ещё быстрее. Вот тут буржуйка и спасала нас, особенно зимой.
И вот наступила осень, а вместе с ней – школьная пора. Серёжа должен был пойти в первый класс, Катя – в четвёртый, и перед Анастасией встал вопрос, с кем оставлять меня дома. Выход нашли. Местная единственная на всю деревню учительница разрешила ей приводить меня на Серёжины занятия. А чтобы я не мешал на уроках, она посоветовала купить школьные принадлежности. Так я стал «первоклассником» и был очень горд, что, как и Сережа, пойду в школу. Анастасия купила мне букварь с красивыми картинками, тетради и цветные карандаши.
Как сейчас, я помню тот день, когда она сложила мои школьные принадлежности в холщовую сумку, сшитую ею, и, повесив на плечо, напутствовала: «Теперь ты, Владик, первоклассник. Слушайся учительницу». Конечно, я понимал, что меня отдали учиться «понарошку». Это было видно и по снисходительной улыбке самой Анастасии и по довольным лицам её детей, которые радовались за меня, как за ребёнка, получившего новые игрушки.
С первых же дней я с большим рвением взялся за учебу: внимательно слушал учительницу и, высунув язык, старательно выводил карандашом палочки в тетради. Дома я сам садился за стол, чтобы выполнить домашнее задание, чем немало удивил Анастасию.
– Ишь, какой старательный! Молодец.
– Катька! А ты уроки сделала? – переключалась она на дочь.
– Нет, мама. Пока разогрела, их накормила и немного погуляла. Наташка сказала, что у них кошка окотилась. Предлагает одного забрать. Такого беленького с чёрными ушками. А ещё…
– Ты мне зубы-то не заговаривай! Уроки учила?