Неприкаянный. Мичман с «Варяга» - стр. 36

– Слышал об этом. Но ни я, ни мои люди к этому не имеют отношения.

– То есть вы испросили разрешение у командира вернуться в Артур, чтобы продолжить воевать на минном катере. Но при этом к тому минному катеру, который устроил переполох в эту же ночь, не имеете никакого отношения?

– Именно.

– Просто великолепно. Вы мне нравитесь, месье Кошелев. Позволено ли мне будет сделать в приписке к вашему очерку эдакий намёк на вашу причастность?

– Как это будет выглядеть?

– Ну, скажем, в качестве эдакого диалога: «Имеете ли вы отношение к повреждению крейсера „Асама“?» – «В ночь на двадцать восьмое января?» – «Да». – «Самодвижущейся миной с минного катера?» – «Да». – «Нет, я к этому касательства не имею».

– Забавно. Мне нравится. Только не самодвижущейся миной, а двумя метательными минами. Я так слышал, – решил уточнить я.

– Ага. Слухи, конечно же, разнятся, но я непременно учту.

– И да, можно ещё добавить о бое с крейсером «Ёсино», получившим от нас мину в борт.

– Вы его потопили?

– Если он после этого затонет, то командира следует отдать под суд. Но длительный ремонт ему обеспечен. Собственно, из-за этого мы промахнулись и оказались в Чифу.

– Великолепно. Вы сможете записать и это? – уточнил француз.

– Несомненно. Это будет отдельная статья?

– Другой очерк.

– Я хотел бы, чтобы вышло в качестве интервью. Туда же можно прибавить и атаку «Асамы», получится эдакий жирный намёк.

– Хм. Вы правы. Так будет гораздо лучше.

– И ещё. Хотелось бы, чтобы в конце прозвучало нечто вроде: «Что же ожидает нашего героя? Слава и награды или суд и забвение? Мы следим за событиями и будем информировать наших читателей».

– Вообще-то, я хорошо отношусь к России, месье, и мне не хотелось бы наводить… Как это говорят по-русски? Тень на плетень.

– А я верой и правдой служу России. Однако это не исключает того, что я могу оказаться под ударом какой-нибудь высокопоставленной шишки. Тот же Руднев – герой, купающийся в лучах славы, на деле посредственный командир, не уделявший достаточно времени боевой подготовке. А уж то, как он шёл на прорыв десятиузловым ходом, при том, что мог развить более двадцати, отдельный разговор. Как, впрочем, и затопление крейсера на мелководье. Он его просто подарил японцам. С орудий даже замки не сняли. Но он будет героем, а меня легко могут отдать под суд за атаку японцев на рейде якобы нейтрального Чемульпо.

– Я вас понял. Помимо всего прочего, вам нужна ещё и страховка в виде общественного мнения.

– Именно.

– Что же, вы будете на слуху во Франции и в России. Это я вам гарантирую.

– Вот и договорились. И коль скоро мы всё обговорили, то мне пора в номер и садиться за письмо. Кстати, не подскажете, где тут играют в карты? Желательно по-крупному.

– Вы ещё не получили деньги, а они уже жгут вам карман?

– Молодости присуща горячность.

– Я провожу вас в одно место и представлю.

– Буду вам признателен.

Ну что сказать, в течение двух часов мне пришлось хорошенько так попотеть, чтобы написать обещанный очерк. Головные-то боли меня не мучили. Не в первый раз я попадаю в новое тело при закрытой черепно-мозговой травме, и всякий раз случаются удивительные вещи, приходит скорое выздоровление. Если имеется какая рана, то она заживает именно так, как ей и положено, а вот перетряхнутый мозг быстро приходит в норму.