Неприкаянный. Мичман с «Варяга» - стр. 26
Нам повезло. С концов трубы прогреться нормально так и не смогли, они постоянно парили, оставаясь влажными. Но средняя часть всё же раскалилась. Сказалось то, что я перестраховался и воткнул четыре горелки, которые сейчас гудели пламенем. Это просто лютый перерасход топлива, зато собранная на коленке конструкция оказалась вполне рабочей.
– Давайте дым, – приказал я.
Вруков повернул вентиль подачи топлива и воздуха. С обеих концов трубы повалил густой белый дым, который тут же подхватывал ветер и нёс впереди нас. Не сказать, что он двигался намного быстрее катера, но всё же сумел выставить перед нами непроницаемую молочно-белую стену, скрывшую от наводчиков противника. Орудия продолжали бить наугад, но теперь всплески отмечались далеко в стороне или позади. Возможно, имелись и перед нами, я не в курсе, так как за завесой ничего не видно.
Дым обоюдная штука. Он, конечно, способен надёжно скрыть тебя от противника, но и ты не видишь неприятеля. Это не имеет значения, если речь идёт о бегстве. Но мы-то шли в атаку, и нам необходим обзор, чтобы выйти точно на цель. А иначе наш риск простая глупость.
Кстати, мне стоило большого труда сохранять спокойствие и с уверенностью смотреть в глаза своим подчинённым. Оказаться в безвременье мне категорически не хотелось. Но оно не так страшно, когда понимаешь, что рано или поздно заточение во мраке закончится, и ты вновь переродишься. А вот те, кто мне поверил, вряд ли обретут ещё один шанс. Их смерть будет окончательной и бесповоротной. И пусть оказались они здесь по своей воле, привёл-то их сюда именно я.
Убедившись в том, что завеса работает так, как надо, я выбрался из кокпита и, пройдя по палубе вдоль надстройки, вышел на бак, где у минного аппарата находились мои минёры Галанцев и Мещеряков.
– Часами пользоваться умеете? – спросил я обоих.
– А то как же, ваше благородие, – за двоих ответил Галанцев.
Армия и флот – это не только служба, но ещё и возможность получить образование в той или иной степени. И моряки в этом плане были на голову выше сухопутных, а потому могли не иметь часов, но пользоваться ими умели. Однако уточнить всё же следовало.
– Тогда так. Нос катера это двенадцать часов. Говорю прицел на час, значит, поворачиваете аппарат примерно на час.
– А говорите на три, значит, поперпендикулярно корпусу, – перебил меня Мещеряков и тут же стушевался.
– Правильно. Вижу, что поняли. Боцман, стоишь у мачты и тихо дублируешь мои команды. Лишний шум не поднимать. Вопросы? Вопросов нет. Тогда я пошёл.
Доверить это кому-либо другому я не мог. Если хочешь что-то сделать хорошо, сделай сам. А у меня уверенности в своих людях пока ещё нет. Поэтому я и полез на мачту. Завеса получилась качественная. Даже добравшись до клотика, я раскачивался в нескольких метрах над палубой, всё ещё оставаясь укрытым от противника белёсой пеленой, хотя уже и не такой непроницаемой, как внизу. Вражеский крейсер просматривается плохо, и имелся шанс, что меня всё же не заметят.
– Право тридцать. Так держать. Скорость увеличить до одиннадцати узлов, – отдал я приказания, наблюдая за крейсером, оказавшимся «Ёсино».
Японцы решили разминуться с непонятным катером, скрывшимся в дымовой завесе, и мы имели все шансы промахнуться. Чего категорически не хотелось. И хорошо, что у меня имелась возможность корректировать курс.