Неприкаянный. Камешек в жерновах - стр. 8
Всё это пронеслось передо мной в стремительном калейдоскопе. Я осмотрелся вокруг, не веря в происходящее. Из четверых человек, что помогали мне, на ногах не осталось никого. Трое попросту отсутствовали, на леерах висела чья-то оторванная нога. Последний из комендоров сидел на площадке, зажимая обрубок руки, ошалело моргая, не в состоянии понять, что тут вообще произошло.
Удачное накрытие сегментным снарядом это нечто страшное. Мало того, что поражающие элементы прошли косой смерти, так они ещё и понаделали дыр в корпусе, трубах и надстройках. Это ведь не щит, и сталь там конструкционная, а не броневая. Разнесли в щепки оказавшуюся на их пути шлюпку, ошмётки которой раскачивались на блоках шлюпбалок.
Мне оставалось только радоваться тому, что в момент подрыва снаряда я как раз целился, будучи прикрыт щитом и поворотной рамой орудия. А вот Родионову, похоже, нужно благодарить царицу небесную. Матрос был вооружён кинокамерой, и… я не мог в это поверить, но, находясь на надстройке за первой трубой, он продолжал снимать происходящее с мрачной решимостью человека, занятого своим делом. При этом он удерживал деревянную коробку синематографа с помощью хитрых ремней, которыми обзавёлся после нашей атаки японского транспорта.
В следующее мгновение трёхдюймовая граната прилетела на корму. Я увидел, как трое комендоров у сорокасемимиллиметровки повалились, словно подрубленные. Другой снаряд рванул у борта, и находившийся на ходовом мостике Колчак схватился за щёку, а из-под лайковой перчатки появилась алая струйка крови. Вот как не снесло его и рулевого сегментами, для меня осталось загадкой. Потому что тот же компас разворотило в хлам.
– Какого чёрта, Кошелев, стреляйте! – выкрикнул лейтенант и бросился ко мне.
Я же молча обернулся к орудию, подметив, что оно заряжено, и вновь приник к прицелу. Навёлся, затем отступил, чтобы поймать шнур и дёрнуть, спуская боёк. Однако Александр Васильевич уже держал его в руке и смотрел на меня. Я утвердительно кивнул, и он выстрелил. Пара секунд, и на палубе авизо сверкнуло, и появилось сизое облачко от очередного попадания.
Колчак без лишних разговоров открыл затвор, выбрасывая гильзу, и подхватил снаряд, чтобы затолкнуть его в казённик. Я благодарно кивнул и мотнул головой в направлении мостика, давая понять, что его место не здесь. Тот скривил губы, как видно, ему было неприятно, что молоденький мичманец указывает командиру на очевидное.
Я вновь прицелился и на этот раз сам дёрнул за шнур, посылая японцам горячий привет. Когда же открыл затвор, чтобы зарядить орудие, на площадку взбежали трое матросов. Двое тут же занялись орудием, а последний бросился к раненому, пока тот не истёк кровью.
Наконец мы достаточно сблизились с японцами и выстрелили по «Тацуте» обеими торпедами. После чего Колчак отвернул и отдал приказ запустить дымогенератор. Завеса быстро скрыла нас, и последующие снаряды противника ложились наугад. Самураи били по площадям, делая ставку на сегменты. Мы же отсчитывали секунды, гадая, попали или нет. Пока наконец не раздался приглушённый, но от этого не менее мощный взрыв.
– Есть контакт, Александр Васильевич, – улыбнувшись, констатировал я.
– Признаться, даже не верится, – в ответ произнёс он.
– Мины сами по себе не взрываются, – заметил я.