Неприкасаемый - стр. 17
Глава 6
Лестница на третий этаж уже не мраморная, а деревянная, и Офелия вздрагивает при каждом скрипе ступеней. Из светлого коридора она попадает в непроглядную тьму – и свеча здесь как нельзя кстати. При робком огне можно увидеть, что устройство здесь, как на втором этаже, только царит ощущение необитаемости и запустения. Двери комнат чернеют, как дыры окон после пожара; сами же окна завешены парчовыми шторами, что стекают на пол фигурными складками. По ковровым дорожкам давно не ступали без суеверий, не впускали в окна веселое солнце, давно съехал отсюда последний жилец. Лорд Рэдклифф, державший все в безупречном порядке и наготове, словно бы отродясь не звал в дом гостей…
Большую часть времени Офелия проводила теперь в стенах своей спальни. Напольные часы пробили десять, и ей было невыносимо тоскливо: чтение здесь не так увлекало, в «скромных записках» писать было нечего, в саду вечерами темно и промозгло. Как опостылел ей дом, богатый столькими развлечениями! Сезон в столице начался еще в феврале, но опекун не спешил вывозить ее в свет. Она совершенно одна, брошена в компании слуг, с которыми и не поговоришь за работой. Да толстая канарейка молчаливо нахохлилась в клетке.
– А ты чего смотришь? С тобой что ли беседовать?!
Дориан не появлялся уже несколько дней и весь особняк был, по сути, к услугам Офелии, но какой в том прок? На всем лежала печать графской собственности, и девушка по-прежнему чувствовала, что за пределами спальни ей не принадлежит ничего. Напротив, столько у нее уже отнято: он отравил для нее музыку, осквернил книги. Как хочется в отместку украсть что-то и у него! Пойти без спросу возлечь в восточном будуаре, перепутать охотничьи трофеи или вторгнуться в его кабинет? А есть ведь и третий этаж, нежилой, всегда темный, который не показала ей даже миссис Карлтон при первом осмотре. Наверняка Сфинкс что-то там прячет! Не фамильная усыпальница и не замок в горах, как в романе миссис Радклифф, но со скуки сгодится…
В приятном возбуждении Офелия устремилась вглубь коридора, вспомнив, как в детстве лазала с кузеном Генри по чердакам и подвалам, пугая его страшными сказками. Да он позеленеет от зависти, когда прочтет в письме о ее похождениях! Одни двери здесь приоткрыты на щелочку, за другими белеет мебель в чехлах. Стоит вообразить, что это призраки бывших хозяев, и кожа сладостно похолодеет. Сюда бы еще паутины и пыли!
Вот галерея с портретами членов семейства. Медля у каждого, Офелия подносит свечу как можно ближе к холсту и приглядывается к чертам тех, чья кровь течет в жилах Дориана. Кто же из них передал ему свое совершенство? Здесь и господин в елизаветинском кафтане[20], и другой в напудренном парике – безусловно, род Рэдклиффов знатный и древний, но даже лучшие из него не потягаются с тем, кого нет в галерее. Дориану не нужен портрет – он сам будто картина, в которой творец собрал всю рукотворную красоту.
Утрачен и портрет лорда Уильяма – остался лишь след на стене, впрочем, Офелия помнит, как мало сходства у сына с отцом. Последние надежды на мать: она замыкает род Рэдклиффов, молодая, в синем платье по моде шестидесятых годов. Мраморные плечи обнажены, а темные, почти черные букли обрамляют осунувшееся и бледное личико. Запечатленная, должно быть, в первые годы замужества, женщина эта нежна, как белый ирис в ее хрупких пальцах – но как же отлична ее прелесть от чувственности Дориана! В его сердоликах пляшет огонь, а от ее серых глаз, больших и полных печали, повеяло холодом, словно ей было трудно позировать, словно сама она –