Неправильная сказка - стр. 13

— Ну и уходи! И больше ко мне приближайся! Найду тракториста и отдам девственность ему! А ты езжай в свой город! Проваливай!

— Так и сделаю. Думал ты повзрослела, а ты так и осталась школьницей.

— Лучше быть школьницей чем гандоном…

Он поднимает свою футболку и выходит за дверь, больше не взглянув на меня. А я себя руками обнимаю, чувствуя, как подступает острая паника, истерика, а слезы уже ручьем. Сволочь. Ненавижу. Ну почему я не могла влюбиться в кого – то простого, вроде Саши. Зачем нужно было влюбляться в Костю, в того, кто никогда моим не станет.

8. Глава 8.

Проревевшись, я встаю и одеваюсь. Грудь болит, словно туда тупое бревно забили, а голова раскалывается как это самое бревно от топора. Я и правда деревенская простушка, да? Рассчитывать мне не на что. Мой потолок— это Саша с лесопилки. Буду ему детей рожать, а каждую ночь представлять себя в объятиях Кости. Ну нет, я тогда лучше одна останусь, буду работать у Степановны и следить за жизнью Громова издалека. Каким бы он не был мудаком, я желаю ему счастья. Уверена, что он добьется всего, чего хочет. У него огромный потенциал. Он еще в школе забирал всевозможные награды области, занимал первые места на олимпиадах, был гордостью не только нашего села, но и близлежащих городов. Мне остается только мечтать о таком парне, мечтать о свадебном платье, которые я никогда не надену, о мальчике, от которого никогда не рожу.

Бреду домой как пьяная, почти не разбирая дороги. Дома работы много, отец сегодня даже не пьяный, помогает. Даже на следующий день.

— Какие планы, дочка?

— Да какие могут планы. Буду работать, за тобой присматривать?

— А что этот городской? Не берет тебя замуж? – спрашивает он, помогая натянуть новую пленку на теплицу. Я головой качаю.

— Я ж деревенская простушка, дочка алкаша, кому я нужна.

— А Быков? Он же давно за тобой бегает?

— Ага, за мной, за Катькой, и еще за херовой тучей девчонок. Да и не лежит у меня к нему душа. Он потом пить начнет, поколачивать меня, сам знаешь.

Отец тушуется, глаза опускает, продолжая усиленно работать. Тут слышим лай Дины. Оборачиваюсь и с удивлением замечаю Костю. Уже при параде. Рубашка, брюки. Уезжает, значит. Пришел попрощаться? Лучше бы не приходил.

Горло спазмом стягивает, но я улыбаюсь. Машу рукой.

— Привет!

— Привет, помощь нужна?

— Нужна, проходи, — говорит отец, и я вздыхаю. Ладно, подышу им напоследок. Он снимает пиджак, рубашку, принимается помогать, все время задевает меня, то локтем, то бедром.

— Нюр, держи крепче.

— Да держу я, держу, — сглатываю ком. Он уедет, я его больше никогда не увижу. Он сам так сказал.

— Ну вот, — заканчиваем мы втроем, довольно быстро. Отец жмет Косте руку и уходит, оставляя нас наедине. Я вытираю грязные руки о штаны рабочие. Выгляжу наверное ужасно, но уже плевать. Ему. И мне. Наверное.

— Мог не заезжать, я бы пережила..

— Я бы не пережил. Хотел увидеть тебя.

— Зачем? – поднимаю глаза, в которых стоят слезы. – Ты мне вчера ясно дал понять, что я для тебя значу. Вернее. Что ничего не значу.

— Я был возбужден и зол. Я хочу запомнить тебя.

— Зачем, зачем, зачееем? – почти вою, толкая его в грудь. — Я тебя запоминать не хочу. Сделаю все, чтобы забыть.

— Но все равно забыть не сможешь. И я не смогу.

— Почему?

— Первая любовь не забывается.