Непорочная для Мерзавца - стр. 2
— А туфли? – Юля кивает на мои ноги, до сих пор обутые в простые «балетки». – Неужели прекрасный принц подарит хрустальные туфельки?
— Ну и зараза же ты, - тычет ее локтем Вера, а мне говорит: - Просто не обращай на нее внимания – она завидует.
Мы дружим, кажется, еще со школьной скамьи: вместе прошли школу, вместе поступили в один ВУЗ и в следующем году вместе сего закончим. Ничего необычного – будем училками.
— Так что с туфлями? – Юлька лениво листает какой-то гламурный журнал, а потом вдруг замирает и даже перестает жевать жвачку. Скручивает журнал обложкой назад и разворачивает ко мне. – Твой.
Одно единственное слово, но я готова ее придушить, потому что нет никакого «моего», потому что так бить в самое уязвимое место могут только близкие, которые точно знают, где больнее всего. И Юлька делает это нарочно, потому что до сих пор считает, что выходить замуж за Диму – дурацкая идея, ведь его племянник, родной брат моего Рафаэля…
Ох…
Черно-белое фото на развороте бьет прямо в сердце, выворачивает наизнанку тяжелым порочным взглядом. Взглядом, от которого хочется закрыться руками, словно от проклятия. И это просто издевательство, потому что на знакомом лице давно умершего человека эти глаза кажутся просто чужеродными, словно их украли у кого-то другого. Взгляд и, пожалуй, жесткая ухмылка.
Габриэль. Вот уж где насмешка судьбы: человек с именем ангела оказался настоящим дьяволом. По крайней мере для меня. Настоящим кошмаром, который я, прилежная домашняя девочка, ненавижу всей своей душой.
— Ты, блин, совсем дура? – Вера вырывает журнал из Юлькиных пальцев, захлопывает и кладет под самый низ стопки на столе.
Юлька пожимает плечами, и я быстро отворачиваюсь к зеркалу. Пытаюсь собраться, мысленно повторяю свои заветные слова: это прошлое, оно давно ушло, его нужно отпустить и жить дальше. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох и улыбаюсь, зная, что, когда снова посмотрю на себя в зеркало, там будет не испуганная двадцатилетняя девчонка, а я – умница, идущая на красный диплом, почти жена известного политика. И больше никто и никогда не скажет мне, что…
Я открываю глаза – и Габриэль стоит там, позади меня. Привычным отвратительным жестом склоняет голову на бок так, что каштановые с подпалинами волосы падают на глаза, и беззвучно говорит ту самую проклятую фразу: «Сколько ты стоишь, грязнуля из подворотни? Я тебя куплю, только отвали от брата».
«Никогда, - я сжимаю кулаки, - никогда, никогда, никогда ты больше не посмеешь меня ужалить».
И выдыхаю, потому что – да, он не сможет. Никак не сможет. Ведь для этого ему пришлось бы как минимум перелететь океан.
— Не слушай ее, она просто злится, что с Игорем снова все неопределенно, - говорит Вера, когда мы выходим из салона после примерки. Теперь мне сюда только через неделю, на генеральную репетицию. – Юлька успокоится, и сама будет прощения просить, еще и голову пеплом посыплет.
Пока мы плетемся сзади, Юля идет перед нами и громко орет в телефонную трубку. Орет о том, что ее уже все достало, что так больше не может продолжаться, что у них с каждым днем все хуже и непонятнее. А я словно стекленею от каждого слова, потому что это все так похоже на тот вечер, на нашу размолвку, после которой я заперлась в первой попавшейся комнате и долго плакала, уткнувшись лицом в подушку. Что я тогда ему сказала? Я не помню каждую фразу, но точно так же, как Юлька сейчас орет своему парню, орала в лицо Рафаэля: