Непобедимый. Право на семью - стр. 32
Звучит спокойно, а кажется, будто гремит, как гром.
Упираюсь ладонями и решительно отталкиваю его. Знаю, что силой удерживать не станет. Отступает.
– Что значит, тем более женщине? – взвинченным тоном уточняю я. – Что не так с женщинами?
Но Мише, конечно же, на мои нервы плевать. Он и в лице не меняется. Только в глубине глаз какой-то огонек опасно мерцает. В остальном – полный штиль.
– Все так. Пока они ведут себя, как женщины.
– Хм… – выдаю я, отмечая, как в голове резко шумно становится. Пытаюсь делать вид, что внутри не киплю. Хотя кого я обманываю? Уверена, что Миша видит меня насквозь. – Нежно, покорно, мягко? – выпаливаю слишком эмоционально. – Что еще? Признаки жизни подавать можно?
– Когда я прикасаюсь, ты все делаешь правильно, – хладнокровно отражает Тихомиров.
И смотрит при этом так, что я буквально чувствую языки пламени, которые охватывают мою душу.
– То есть все-таки только вот так, и никак иначе? – выдыхаю я.
– Именно.
– Отлично, – достаточно спокойно выговариваю я.
Не желаю в очередной раз показывать, как сильно меня это задевает. Поэтому просто покидаю комнату. А возвратившись в кухню, кажется, что спокойно берусь за салат.
Не знаю, на что рассчитывал Тихомиров, но ужин у нас проходит в уже знакомом мне гнетущем молчании. Впервые я начинаю серьезно сомневаться в правильности сделанного выбора. Мы ведь абсолютно разные. И что бы я ни делала, Непобедимый на уступки не идет. Смогу ли я вот так всю жизнь? Конечно же, не смогу. Одна эта мысль страшно пугает меня.
– Что дальше? – интересуюсь тусклым голосом, когда с едой покончено.
– Можем посмотреть фильм. Заодно продолжим разговор, если ты перестала дуться и готова беседовать в спокойных тонах.
Сжимая зубы, невольно прищуриваюсь. Не хочу демонстрировать свою злость. Но сдержать ее оказывается очень сложно. Эта чисто Тихомировская тактика – ждать, пока я успокоюсь и забуду – безумно бесит.
– Я бы предпочла сходить в душ и лечь спать, – сообщаю резко. – Устала сильно, – давлю каждый слог. – Ты же не станешь меня принуждать?
Миша в ответ прищуривается. Не сводя с меня взгляда, медленно тянет носом воздух. Лишь поэтому вижу, что он таким поворотом недоволен. Никак иначе не выражает. Сухарь!
– Ванная в конце коридора. Полотенца в шкафу, – отпускает меня, не сбиваясь с обычного, удушающе-ровного ритма.
– Спасибо!
В спальню захожу, только чтобы подхватить необходимые вещи. Сразу после этого следую в указанном направлении. В ванной закрываюсь и зачем-то несколько раз проверяю надежность замка. Понятно, что Миша, оставь я даже дверь открытой, входить не стал бы. Но я сильно нервничаю, из-за этого в голову лезет всякий бред.
Раздеваюсь и, не задерживаясь, шагаю в кабину. Набор одинаковых черных флаконов не впечатляет. Хорошо, что в моей дорожной сумке всегда свои шампуни. Пахнуть Тихомировым и мучиться из-за этого полночи в мои планы не входит. В доме у озера ведь так и не уснула. Правда, тогда не только его запах мешал, но и разболтанное сердцебиение.
Разве он не понимает, как сильно я страдаю?
Разве ему все равно?
Как бы я ни злилась, не верю, что Мише совсем плевать. Но эта его запаянность! Как просочиться? Непонятно. Брешей нет. А так ведь хочется непосредственно в душу проникнуть. Уверена, что там будет, где развернуться. Только как попасть?