Ненавижу любить тебя - стр. 17
Он и не подумал обернуться. Скрылся в кухне.
Я влетела следом, не раздеваясь. Кроме штанов, на нём не было ничего. Ничего, чёрт подери! Голый по пояс, он взял багет. В кухне пахло свежим, словно только что испечённым хлебом. На столе лежал бумажный пакет из пекарни.
— Люблю чёрный кофе и ржаной багет с сыром. — Не утруждая себя тем, чтобы воспользоваться ножом, откусил прямо от багета. — Любишь пармезан?
— Какой, на хрен, пармезан! — Я подлетела к нему и хотела выхватить дурацкий хлеб.
Кир поднял руку. Усмехнулся. Глаза блеснули насмешкой.
— Не забывай, что ты у меня в гостях, — вкрадчиво сказал он, не скрывая подтекста. — Веди себя прилично. У меня через несколько дней выступление в Италии, съёмки на федеральном канале. А ты кто такая, чтобы задавать мне вопросы?
— Не можешь унять детские обидки? — зло прошипела я. На слова его старалась не реагировать, благо злость здесь служила союзником. — Уйми маленького надутого мальчика. Ай-ай, плохая девочка задела на вечеринке! Теперь мальчик уняться не может.
Ему, казалось, было всё равно. Оперевшись задом о подоконник, он отхватил ещё кусок от багета. Смотрел с ленцой, небрежностью и пренебрежением. На мне был мой лучший свитер — белый, из мягкого кашемира, оставшийся ещё с прошлых времён, — узкие джинсы, кожаные ботинки. Пока ехала, со мной дважды пытались познакомиться! А он — взъерошенный и сонный — ни во что меня не ставил. Это раздражало, было обидно. Но хуже всего было то, что если я что-то из себя изображала, то он — нет, и мы оба это понимали.
— Ты слишком высокого о себе мнения, — наконец сказал он.
Положил багет, отпил ещё кофе. Обернулся к окну. Весеннее солнце было ярким, проникающие сквозь стекло лучи грели. Кирилл повёл плечами. Мышцы под загорелой кожей заиграли. Поджарый, ни грамма лишнего веса. Если сейчас в животе стало вдруг тепло, не удивительно, что пьяная я просто потеряла голову.
— Я не трачу время попусту, Карина. У меня его нет, — сказал он и посмотрел мне за спину.
Я инстинктивно повернулась. В кухню вошёл заспанный сенбернар. Остановился, глядя на меня с тем же пренебрежением, что и его хозяин. Подошёл вплотную, понюхал руку и фыркнул. Потом чихнул.
— Похоже, от тебя воняет, — с не появившейся на губах усмешкой заключил Сафронов. — Ему не нравится.
Сенбернар принялся лакать из огромной миски. Громко и с наслаждением. Этот звук действовал на нервы. Мне вообще всё действовало на нервы. Я стояла в кухне-гостиной квартиры, где должна была сейчас жить сама, рядом с мужчиной, который месяц назад выставил меня, с мужчиной, который несколько лет назад был никем. А теперь никем была я, и так считала даже его собака. И всё это бесило!
— Воняет тут только от тебя, — гневно прошипела я. — В отличие от тебя, я имею привычку принимать до завтрака душ и причёсываться. А ты…
— А я? — В одну секунду от его расслабленности не осталось и следа. Кирилл поставил чашку на подоконник и мгновенно оказался рядом.
Я сделала глубокий вдох. Рядом с ним. Вдохнула исходящий от него запах свежести и кофе. Губы Кира искривились. Рука легла мне на зад и поползла вверх, свитер вместе с ней.
— Что «я», холодная девочка? Договаривай. Или язык проглотила?
Да, проглотила. Пальцы оказались над поясом джинсов. Глядя сверху вниз, он медленно водил по голой коже, и тепло в животе становилось сильнее. Между ног тянуло, и он понимал, что со мной. Прижался бёдрами. Я отступала, пока не упёрлась спиной в холодильник.