Размер шрифта
-
+

Немолодые сверхлюди. Начало - стр. 5

На сей раз слов у Святополка не нашлось даже матерных. Однако, влекомый любопытством он всё-таки проследовал в комнату за родительницей. Та воссела в кресло, раздвинула чресла, включила прибор, головка которого задрожала, и направила его к своему гладкому безволосому паху. Елдак Елдакова готов был разорваться – его не столько воспламенил сам факт мастурбации, сколько лицо матушки, на котором чётко отображались все детали, тени и оттенки вкушаемого наслаждения, и звуки, ею при этом издаваемые.

Наконец Аглая коротко вскрикнула и бездонно распахнула свои воловьи очи; в тот же миг невиданно выплеснулся и сын – бурная струя выпестовалась стремительно, туго и яростно, тяжело упав на тугие возвышенные лепные груди, когда-то вскормившие его.

– Однако же вы шалун и дальнострел, мой мальчик! <…>

С полуопавшим удилищем Святополк отретировался в свою комнату в самом амбивалентном состоянии духа.

4. Грёзы

– Между тем, ходить единорогом входит уже у вас в обыкновение, мой юный друг! – констатировала Аглая Елдакова с некоторым удивлением, вкушая душистый кофей из маленькой чашечки саксонского фарфора в форме сисечки.

Действительно, сын вошёл в кухню, имея по-утреннему свежую и монументальную эрекцию.

– Распалила ты меня, мать, – бросил он тяжело и угрюмо. – Полночи мучился твёрдостоянием, другую половину ночи грезил во сне, как соединяюсь с тобой во всех возможных, невозможных и даже противоречащих законам физики положениях!

– Чужие сны – это занимательно, – заинтересовалась мать.

– Чужие сны – потёмки! – не поддался сын.

– Рассказывай, дитя, не томи! – заторопилась Аглая Ильинична, загодя пощупав длинными пальцами свои нагие предвкушающие перси, по-утреннему бодрые, налитые и жовиальные. Сегодня она была в молочно-розовых полупрозрачных кружевных трусах-слипах.

Нагой Святополк Ярополкович ювенально уселся на вольтеровский стул, для удобства раздвинул колени и с философским пессимизмом уставился на мрачно вздыбленное либидо – на своего соратника и супостата в одном хую.

– А сделай-ка мне, голубчик матушка, кофейку, да покрепче, – фактически приказал он, чувствуя свою власть. – А я пока зачну первую грёзу свою!

Елдакова кинулась к кофе-машине, а сын зачал:

– Дело было в джунглях Амазонки. Видимо, такая аллюзия на Эдемский сад… это я уже по пробуждении домыслил. Мы с тобой, матаня, нагие как Адам и Ева соответственно… впрочем, мы и сейчас почти такие… ладно, пустое. Ну вот. Я залипнул сидя на поваленной секвойе в телефоне, ты в кустах чем-то там самоублажалась – всё как обычно. Тут с пальмы соскакивает горилла – и к тебе в кусты. Я тебе на помощь…

– Это ты зря! – раздосадовалась мать. – А вдруг мне бы понравилось?!

– Тебе понравилось, – подтвердил сын. – Ибо я не успел тебе на подмогу – неведомая подсознательная сила сковала мои движенья, и самец гориллы сделал своё натуральное дело.

– Ну слава Богу! – выдохнула Аглая с облегчением.

– Потом на поляну выполз огромный питон… а может быть, анаконда – ну, тут избыток смыслов и ассоциаций, сама понимаешь.

– Понимаю, – заверила мать.

– И тут мы с тобой начали… – он конфузливо прервался. – Ну, ты понимаешь.

– Нет, тут не понимаю! – даже обиделась Елдакова. – Не домысливай за меня, пожалуйста!

– Кровосмешенье у нас началось, ёпть!

– Конкретнее, силь ву пле, – чопорно намекнула мать. – Меня интересуют детали!

Страница 5